След Полония
Шрифт:
— Даже не представляю.
— Вы упомянули про «грязную» бомбу…
— Полоний как радиоактивная начинка?
— Отчего же нет? Так называемая «грязная» бомба — мечта любого уважающего себя террориста.
— Да уж, как говорится — дешево и сердито!
— Дешево?
— Относительно дешево, разумеется… Кстати, если уж зашла речь о ядерном оружии! У стран, которые считают себя цивилизованными, в арсеналах имеются так называемые «чистые» бомбы, с минимальными радиоактивными выбросами. Или нейтронные бомбы — с увеличенной радиацией, но с ограниченной силой взрыва. Представляете, как удобно? Пустые, нетронутые заводы, фабрики, банки… Ну, а «грязные» атомные бомбы вообще-то делают от бедности — тогда, когда не могут создать настоящую, то есть такую, чей взрыв основан на ядерной реакции. В сущности, это ведь что такое? Это агрегат, в котором обычная взрывчатка сочетается с обработанными радиоактивными материалами. Сами понимаете, в настоящих боевых действиях, против армейских подразделений, имеющих средства радиационной и химической защиты, — это оружие не слишком эффективное. Зато против так называемого мирного населения, против промышленных объектов в глубоком тылу, против продовольственной базы противника… Больших разрушений с помощью такой бомбы вызвать нельзя, зато можно заразить радиацией достаточно большую территорию. Например, если взорвать такую бомбу в центре Манхэттена, то на пару столетий непригодным для жизни станет весь большой Нью-Йорк — и добрая половина штата Нью-Джерси в придачу. Да что там Манхэттен! Трех-четырех приведенных в действие взрывных устройств, начиненных ураном, вполне хватит для того, чтобы арабы с евреями перестали друг другу рзать глотки из-за Палестины — на ее месте просто образуется радиационная пустыня, в которой никто не сможет больше жить. Ну и, помимо прочего, такой взрыв произведет деморализующее воздействие.
— В общем, идеальное оружие для террора… — Черноволосая красотка задумчиво потянулась за очередной сигаретой. — Но ведь компоненты для «грязной» бомбы еще надо нелегально доставить на место взрыва? Через границу, через таможенный досмотр…
— С этим-то как раз применительно к полонию-210 нет практически никаких проблем.
— Но ведь полоний, как вы говорили, — металл? Почему его не могут обнаружить детекторы?
Мужчина в очках посмотрел на собеседницу, как человек, изо всех сил пытающийся сообразить: пошутил его собеседник, издевается или просто сказал откровенную глупость.
— В виде соли? В количествах, измеряемых десятыми долями микрограмма? Об этом вообще не может быть речи! Да и обнаружение полония детектором радиации, например в аэропортах, затруднено из-за низкой проникающей способности альфа-частиц, которые изотоп испускает при распаде. С другой стороны, даже небольшое количество полония-210, рассеянное в воздухе силой обычного взрыва, способно поразить множество людей и вызвать в буквальном смысле демографическую катастрофу.
— Что вы имеете в виду?
— Попадание в организм источника полония-210 радиоактивностью всего в десять тысяч беккерелей соответствует эффективной эквивалентной! дозе облучения в двенадцать миллизивертов — это для взрослого человека. Между тем максимальная доза облучения, которая не влечет за собой каких-либо канцерогенных и мутагенных последствий, составляет всего один миллизиверт в год…
— Нельзя ли чуть проще? — нахмурилась слушательница.
Мужчина спохватился, будто вспомнив, что он находится не в подготовленной студенческой аудитории:
— Пожалуйста! Иными словами, даже сравнительно небольшие количества полония-210, которые не обладают немедленным негативным эффектом, таят в себе опасность раковых заболеваний либо генетических болезней, передающихся по наследству.
— Значит, радиоактивный изотоп полония-210 — идеальная начинка для «грязной» бомбы?
Сначала сотруднице Интерпола показалось, что мужчина в очках просто не расслышал ее вопроса.
Потом стало ясно, что он всего лишь обдумывает ответ.
— А почему вы так зациклились именно на радиации? Насколько я знаю, значительно проще и дешевле использовать для «грязной» бомбы какие-нибудь вирусы или химические отравляющие вещества — к примеру, зарин…
— Зарин?
— Такой газ, который в девяносто пятом применила в токийском метро группа сектантов «Аум Синрике». В результате, помнится, погибло двенадцать человек и еще несколько тысяч отравилось…
Женщина вздохнула:
— У нас есть основания полагать, что террористы собираются использовать именно полоний.
— Где это должно произойти?
— Предположительно в Лондоне.
— Почему-то я именно так и подумал, — покачал головой мужчина. — Но тогда, милая Джина, в вашем распоряжении не так уж много времени.
— Простите? — переспросила собеседница.
— У полония-210 есть один недостаток, жестко ограничивающий срок службы радиоизотопных источников, в которых он используется. Это — относительно малый период его полураспада — всего сто тридцать восемь или, по некоторым источникам, сто тридцать девять дней…
— Что это значит?
Прежде чем мужчина ответил, часы на башне университета отбили очередную четверть часа…
Как не бывает правил без исключений, а людей без недостатков, так не встречается в природе и абсолютно целых заборов: обязательно рано или поздно образуется лаз, проем или узкая щель, незаметная и неизвестная широким туристическим массам.
Такие уж они, эти заборы, — надо только хорошенько постараться, и ты уже внутри.
Или снаружи — в зависимости от задачи.
Русоволосый джентльмен, с широким славянским лицом и в темных солнцезащитных очках, бродил по району лондонских доков уже больше часа и успел здорово проголодаться.
Некоторые доки до сих пор пахнут пряностями и табаком…
И это тем более удивительно, что в помещениях торговых складов, откуда еще в прошлом веке вывезли последние колониальные товары, давным-давно уже обосновались многоквартирные жилые комплексы для среднего класса, художественные галереи, рестораны и пабы.
На туриста мужчина был не похож — скорее деловая и уверенная походка человека, знающего, куда и зачем он идет, придавала ему вид служащего средней руки, возвращающегося домой после трудного дня, проведенного за компьютером в Сити.
Звали русоволосого джентльмена Алексей Литвинчук, и в кармане у него лежал новенький британский паспорт на эту фамилию…
— Извините.
— О, прошу прощения, сэр!
Разминувшись в проходе с каким-то упитанным дядечкой, выводящим на прогулку домашнего любимца — такого же, как он, упитанного боксера тигровой масти, — Литвинчук нырнул в подворотню и, оставив позади скучную улицу Уоппинг-уолл, оказался прямо на берегу реки.
Через несколько минут он уже делал заказ официанту, сидя за столиком паба со странным для русского слуха названием «Проспект Уитби»:
— Жареную рыбу с картошкой, будьте любезны…
— Разумеется, сэр. Какое пиво вы предпочитаете?
— «Бест», — назвал Литвинчук первый попавшийся сорт, указанный в меню.
— Одну пинту? — уточнил официант, сразу и безошибочно определив в нем иностранца.
— Да.
Публики в заведении было немного: неизменный в любой точке мира японец с видеокамерой и путеводителем, семья с детьми — тоже, очевидно, туристы, откуда-то из Скандинавии, две или три компании молодых людей и девушек, занявшие места задолго до появления в пабе Литвинчука.