След Юрхора
Шрифт:
Запись шестнадцатая
ИВАН ПЕТРОВИЧ НАЗНАЧАЕТ СВИДАНИЕ
— Между прочим, — сказала я, — моя сестра предупреждала о вашем появлении.
— И моя тоже, — солгал он.
Конечно, солгал. Теперь, когда мне известен перевод прощальных Аллиных слов «Вале, Женечка!» — я уверена в этом. А вот я говорила чистую правду… «Чтоб носила мне! — приказала Ксюша, навешав на меня, лежащую, все свои бусы,
Теперь я знала: он — это Иван Петрович,
— У вас, значит, есть сестра? — проговорила я.
— Брат, — ответил он. — У меня есть брат, только живет он не здесь.
— В Москве? — вслух подумала я, вспомнив о троюродной Алле,
— Ну, вот еще! — сказал он. — Мой брат разводит кроликов.
Теперь он ехал совсем медленно. До выхода было рукой подать, а ему, видимо, не хотелось покидать скверик. Да и как покажешься на улице с такой сворой собак!
— А что, в Москве нельзя разводить кроликов?
— Где? — произнес он. — В метро?
Затем прибавил вполголоса, словно поверяя мне важную тайну:
— Мой брат живет в другом городе.
Опять! Как хоть он называется, таинственный другой город?
Мы остановились возле скамейки. Собаки тоже остановились. Они вытягивали шеи, принюхиваясь к посылкам, в одной из которых наверняка было что-то съестное.
— Посидим? — предложил Иван Петрович.
Я подумала.
— А они? — И кивнула на ящики.
— Они полежат. — Он сошел на землю и широким жестом показал на скамейку. — Прошу! Она некрашеная.
Мы сели. И сразу за нашими спинами раздалось:
— Купидон! О боже мой, Купидон!
Я вскочила как ужаленная, а Иван Петрович хоть бы обернулся! За скамейкой стоял, раздвинув кусты, толстый дяденька в очках и шляпе. На лбу его блестел пот.
— Купидон! — молил он. — О боже мой, Купидон! — И вдруг решительно обратился к рыжему затылку Ивана Петровича: — Зачем вы увели мою собаку?
Иван Петрович внимательно оглядел свою голубую, с двумя красными ромбиками на груди курточку, снял с нее пушинку, подул, и пушинка полетела по направлению к Москве — вместо посылок, которые стояли и ждали здесь неизвестно что.
— Разве это ваша собака? — спросил он, не поворачиваясь.
— Конечно, моя! У меня документы.
Собак было много, но на кличку Купидон ни одна не откликалась. Иван Петрович протянул через плечо руку.
— Попрошу!
— Что? — растерялся хозяин Купидона.
— Документы попрошу. На собаку.
Человек принялся охлопывать карманы. В каждом что-то звякало — наверное, деньги. И только один карман молчал, как Купидон. Мужчина, волнуясь, сунул в него руку и вытащил носовой платок. Выутюженный, чистенький, а посередке — дырка. От сигареты, наверное. Дяденька смутился. Быстро на меня
Рука Ивана Петровича терпеливо ждала.
— Сейчас, сейчас, — забормотал мужчина и снова принялся охлопывать карманы, и карманы снова отвечали звоном. Кроме одного — того же самого. Опять, бедненький, залез в него и опять вытащил носовой платок — точно такой, как первый, с такой же дыркой посередине. В растерянности сравнив их, принялся обоими вытирать лицо.
— Где же документы? — сказал Иван Петрович.
— Не знаю… Должны быть здесь. — И начал было в третий раз обстукивать себя, но тут Иван Петрович произнес спокойным голосом:
— Купидон! — И тотчас от своры отделилась борзая!
Послушно подошла она к Ивану Петровичу.
— Купидончик! — обрадовался мужчина. — Боже мой, Купидончик! — и заметался между кустов, не зная, с какой стороны обойти скамейку.
Иван Петрович тихо хлопнул ладошкой по ноге. Купидон положил на колени ему узкую морду. За ошейником торчала бумажка.
— Документы! — взревел мужчина. — Вот они — документы! Я сунул их сюда, чтобы не забыть. У меня плохая память, — пожаловался он. — Я не помню, кто изобрел зонтик.
Иван Петрович медленно достал бумажку. Развернул — это был вырванный из школьной тетради листок, — я глянула в него и что увидела? «Кружка в саже», — было написано на нем. А вместо подписи — пронзенное сердце. Я вскочила.
— Не может быть… — забормотал мужчина. — Не может быть!
— Ну да! — сказал Иван Петрович. — Все может быть.
В тот же миг тележка тронулась. Сама по себе! Иван Петрович похлопал борзую по боку, и она вернулась в стаю. Прямо к выходу катила тележка, а собаки трусили за ней.
— Куда? — испуганно крикнул мужчина.
— В Москву, — ответил Иван Петрович. — А что?
Кусты затрещали — хозяин Купидона яростно продирался сквозь них. Но собаки уже выбежали из сквера.
Иван Петрович повернул ко мне свое рыжее лицо.
— Что вы стоите? Пожалуйста, садитесь. — И я села. — Если не возражаете, давайте встретимся завтра в половине восьмого.
— Где? — пролепетала я.
— В другом городе, — ответил он. — На этом самом месте.
Дяденька выскочил на аллею.
— Купидон! — хрипел он. — Купидон! — И махал платками, как крылышками.
Запись семнадцатая
(незаконченная)
ГОЛУБАЯ КУРТОЧКА С КРАСНЫМИ РОМБИКАМИ
— Завтра, — объявил мне папа, — я буду читать вслух твои мемуары.
— Мои? — изумилась я.
— Твои, — подтвердил он. — Твои ненайденные мемуары. — И прибавил по своему обыкновению: — Если все будет нормально.