След Золотого Оленя
Шрифт:
На одной матрице были хорошо видны в лупу крошечные фигурки разных животных. Видимо, с нее штамповали золотые бляшки. Она порядком стерлась от частого и давнего применения. А на другой…
Я даже не сразу поверил своим глазам: неужели держу в руках неоспоримое доказательство того, что мы нашли наконец родину Золотого Оленя?! На другой матрице, несомненно, было изображение именно того красавца, чью копию, так талантливо сделанную Рачиком, мы нашли в Матвеевке.
Значит, мы склонялись над прахом мастера, который его сделал?!
И мастер этот,
Легко ли нам теперь по случайным, разрозненным находкам представить обычаи, поверья и мысли давно исчезнувших людей?
Литейные формочки и особенно матрицы, положенные в могилу принесенного в жертву замечательного мастера, были совершенно бесценны. Они не только как бы позволяли нам заглянуть в его мастерскую, но и устраняли последние сомнения: конечно, именно из нее вышел Золотой Олень, чтобы отправиться в запутанное и богатое всякими приключениями странствие по белу свету, растянувшееся на много веков.
— Жаль, Авенир Павлович не приехал, вот бы обрадовался, — сказал Клименко. — Напишу ему сегодня.
Я же помчался на почту и дал длинную телеграмму профессору Казанскому. В этом году, к счастью, он вел раскопки со студентами и аспирантами неподалеку от нас, под Мелитополем.
Олег Антонович примчался на запыленном «газике» уже на следующий день. Ничего не слыша и не замечая вокруг, он, торопливо пожав руки мне, Савосину, Клименко и всем, кто попался на пути, ринулся в штольню.
Забыв обо всем на свете, он чуть не на коленях обследовал камеру, осторожно и нежно прикасаясь к древним сосудам, бронзовым котлам, матрицам.
Только все тщательно осмотрев, Олег Антонович выбрался на поверхность, вымыл руки, прямо-таки рухнул от усталости на подставленный складной стул и начал раскуривать трубку. Руки у него дрожали от волнения.
— Олег Антонович, может, душ примете? — предложил я.
— А у вас даже душ есть? Молодцы. Богато живете. Не откажусь. Дай только немного прийти в себя.
Но вместо того чтобы хоть немного отдохнуть, он тут же начал размышлять вслух:
— Погребение, нет слов, интереснейшее и полностью подтверждает твою правоту. Конечно, это скифское погребение. Но немало и признаков того, что племя оседлое, не кочевое — сдается мне, именно то, что изображено в сценках на вазе. И пожалуй, действительно, потомки местных, а не пришлых племен. Вот Тереножкин обрадуется, — вздохнув, ревниво добавил
Я прекрасно понимал его чувства. Легко ли было ему согласиться, что правильной оказалась чужая гипотеза, против которой он возражал со всей своей энергией и напористостью? Но я уже писал, что Казанский умел признавать ошибочность своих взглядов, выше всего ставя и ценя истину.
Разговоры о находках и, разумеется, споры продолжались и за обедом, и вечером в походном клубе у костра. Послушать их любили многие из селян — и старики, и молодежь, и люди среднего возраста. Нередко, хоть ненадолго, заглядывал и Непорожний. Пришел, конечно, он и сегодня, присел в сторонке.
А Олег Антонович разлегся вместе с нами прямо на земле, на выгоревшей от зноя траве. Он наслаждался походным бытом, словно возвращавшим его в молодость.
В присутствии профессора студенты сначала сидели тихо, лишь изредка издавая негромкие возгласы удивления, недоверия или восторга, словно хор в античной трагедии. Но Олег Антонович быстро втянул и их в дискуссию, настойчиво допытываясь:
— А вы что скажете, орлы? Всем высказываться, всем!
— Если это погребение такое богатое, то что же в главной камере?! — восторженно округлив огромные глазищи и прикладывая ладони к разрумянившимся от волнения щекам, воскликнула Тося. — Ведь это не главная камера, верно, Всеволод Николаевич?
— Да, вероятно.
— Ну а главная ограблена дочиста, — сказал Алик, подбрасывая в огонь сухого бурьяна и отшатываясь от взметнувшегося пламени.
— Ишь какие вы пессимисты! — напустился на него Казанский. — Как советует старая гасконская пословица: «Не умирай, пока живешь». Мне лично то, что дромос засыпан обвалом, кажется довольно обнадеживающим признаком.
— Почему?
— Потому что обвал иногда отпугивал грабителей. Тут важно, когда он произошел.
— А почему же они это погребение не ограбили? Где слуги? — спросил из-за костра Саша Березин.
Олег Антонович покачал головой:
— Спросите меня о чем-нибудь попроще. Не надейтесь, будто мы раскроем все тайны прошлого. Это лишь в детективных романах все загадки непременно разъясняются. А в жизни и в нашем деле, к сожалению, чаще бывает иначе. Боюсь, так и останется невыясненным, почему они не ограбили эту камеру, что их напугало.
То была лишь одна из многих загадок, поджидавших нас в гробницах под курганом.
Мы начали все детально осматривать, фотографировать, зарисовывать, обрабатывая находки всякими растворами, предохраняющими от разрушения. Это работа очень кропотливая, медленная. Спешки и суеты она не терпит. А вечерами обсуждали наши находки у костра.
Когда уставали спорить, Саша Березин брал свою гитару, тихонько пощипывал струны, и мы начинали дружно подпевать.
Строители предложили нам пока расчистить дромос. Но пускать туда их машину мы не решились. Как бы она не повредила находки, которые могли обронить грабители.