Шрифт:
Глава 1
Разбудил меня шум дождя. Настырная трель от бьющихся о стекло капель заставила открыть глаза.
Надо мной нависал некогда белый потолок. Но сейчас краска рассохлась, образовав темные трещины, что обтекали давно немытые трубчатые лампы, из-за чего помещение выглядело запущенным.
Повернув голову, я наткнулся взглядом на стоящий рядом со мной штатив от капельницы.
Специфический запах хлорки и лекарств дополнил картину, подтвердив догадку о больничной палате.
Помимо моей, здесь стояло
Дальше взгляд зацепился за дверь. Та была приоткрыта, отчего до меня из коридора периодически доносились голоса.
«Все-таки угодил в больницу», — констатировал я.
Последнее из того, что помню — мы с Головачевым садимся в служебную машину нашего следственного отдела.
Когда я, подписав заявление и протокол, вышел из кабинета Решетникова, в коридоре меня ждал только мой непосредственный начальник. Он отмеривал шаги в одиночестве и при моем появлении принялся выговаривать мне за заслуги — ночью надо спать дома, а не шляться по городу, беспокоя начальство, у которого от нового сотрудника лишь проблемы, да головная боль.
Еще на лестнице у меня началась отдышка, когда же мы с Головачевым залезли в салон автомобиля, меня начал глушить кашель, а грудь сдавило от боли. Дальше я слышал лишь скрип тормозов и мат подполковника, ощущал резкие развороты, как автомобиль набирает скорость и вновь тормозит, затем меня куда-то потащили, после покатили, и в завершении я очнулся в этой палате.
Прислушался к своим ощущениям, но кроме дискомфорта в груди и заполненного мочевого пузыря ничего критичного не обнаружил.
Сбросил одеяло, пошевелил конечностями. Боль отдалась лишь в грудной клетке, но была терпимой, так что я решил продолжить. Кое-как уселся — мешало головокружение.
Оглядел себя. На ногах штаны от поношенной пижамы, вместо пижамной рубашки — накрученные на грудь бинты. Тапочки под кроватью не нашлись, но деревянный пол не особо студил босые ноги, и я отважился на вылазку. Вот только поднявшись с кровати, я едва не свалился обратно. Ощутимо пошатывало.
Пришлось воспользоваться помощью штатива. Выкатил эту хреновину за порог и побрел в самый конец коридора, где обычно в таких заведениях находится туалет. Тут главное не ошибиться с выбором направления, иначе рискуешь плестись через весь коридор в обратную сторону. Я взял верное и оказался в санузле, где помимо туалетных кабинок, располагались еще и душевые. Судя по звуку льющейся воды, по крайней мере, одна из них сейчас была кем-то занята. Но мне следовало взять левее, к кабинкам.
— Что за? — выругался я
Штатив наехал на преграду, а я чуть не навернулся. На полу лежали тапки. Их-то мне и не хватало. Пол в санузле, в отличие от коридора и палат был выложен из кафеля, отчего ноги уже замерзли.
На обратном пути меня спалили.
— Больной, вы почему встали?! — передо мной возникла пышущая здоровьем молодая женщина. Ее объемные формы стягивал белый халат.
Пришлось отвести взгляд.
— Я не совсем встал, — выдавил улыбку и кивнул на штатив.
— Это штука для капельницы, — строго заметила медсестра, колыхнув бюстом.
— Это многофункциональная штука, — отвечая, я старался игнорировать раздражитель.
— Под кроватью у вас стоит утка, — настырно проинформировала меня женщина.
— Не видел, — соврал я. Сложно было не заметить этот тазик, а еще сложнее было заставить себя им воспользоваться.
— Сейчас же вернитесь в палату! — потребовала медсестра. При этом она подбоченилась, грудь выпятилась, халат натянулся, а пуговицы опасно напряглись.
— Я туда и иду, — отвел я взгляд и покатил штатив дальше.
Только я уселся на кровать, чтобы передохнуть от марш-броска, забравшего у меня все силы, как в палату с криком «Завтрак!» зашла еще одна сотрудница госпиталя. На этот раз не такая привлекательная, зато толку от нее было в разы больше. Она принесла тарелку с кашей, чай в стакане и хлеб с кусочком сливочного масла.
Пребывание в этом времени сделало меня неразборчивым в еде, так что я умял безвкусную и уже остывшую кашу, даже не поморщившись. Предложили бы мне добавки, и от нее бы не отказался.
Спустя полчаса до меня добрался и лечащий врач.
— Такс, что тут у нас? — деловито начал он осмотр. — Ну и как вы себя чувствуете? — повесив стетоскоп на шею, спросил он.
— Нормально чувствую, — честно ответил я.
— А поподробнее? — не удовлетворился врач.
Он пододвинул единственный в палате стул к мой кровати и с удобством на нем расположился. Лет за пятьдесят, на голове уже полно седых волос, глава живые, смотрят профессионально участливо.
— В груди болит и голову кружит, — я еще минуту поразмышлял, прислушиваясь к себе, — вроде, всё.
— У вас, молодой человек, серьезная травма — перелом ребер, а вы, как я понимаю, рекомендацию врача не выполнили, отсюда и осложнение, — теперь он смотрели на меня с укором.
— И долго мне здесь лежать? — задал я вопрос, никак не прокомментировав высказанную мне претензию.
— До конца недели точно. Будем вас наблюдать, — обрадовал он меня, — вам прописан постельный режим, а судя по тому, в каком состоянии вас вчера ночью привезли, самостоятельно вы его соблюдать не в состоянии.
— Вчера ночью? То есть сегодня понедельник? — уточнил я.
— Да, понедельник.
Подтвердив тот факт, что я целый день провалялся в отключке, врач покинул мою палату.
— Охренеть, — дал я оценку произошедшему, когда остался один.
Вспомнился Ломакин и захотелось вернуть ему должок. Я перебрал в уме условия заключенной с первым секретарем сделки. Согласно им, я должен был молчать об участии его племянника в грабеже и подписать оформленные следователем документы. За это Свиридов обязался в ближайшее время организовать мне туристическую путевку в капстраны. И на этом всё. Так что придется Ломакину ответить за все хорошее, что он мне устроил.