Следователь, Демон и Колдун

Александров Александр

– Это еще зачем?

– Хлябь далеко, ее тяжело контролировать. Ни Королевству ни фабрикантами не нужно, чтобы там начали строить паровозы, станки, или, упаси Эфир, бронелетучки. Но это и все, что я знаю о Хляби. А о ссыльных колдунах в Снежном Логе я вообще ничего не знаю.

– Странно. Вы же инквизитор. Вы туда, наверное, многих отправили.

– В Нижнем Тудыме? Ха-ха, очень смешно. А вы – Старший следователь ДДД. Вашими стараниями туда тоже отправилась парочка-другая колдунов. И как это связанно с вашей информированностью о Дальней Хляби?

– Кхм… Но ведь есть же,

наверняка, слухи… Потому как есть колдуны, что вернулись из ссылки…

– А вы в этом уверены? – в голосе Френна появились странные интонации; Фигаро даже пожалел, что не видит в темноте выражение его лица, а лишь бледный силуэт.

– Что вы имеете в виду?

– Вы что-нибудь слышали о колдунах, вернувшихся с Дальней Хляби? Видели хотя бы «поворотный лист» отменяющий ссылку? А ведь формально они должны существовать, пусть даже и в архивах.

– Вы хотите сказать… – по спине следователя пробежали мурашки.

– Я не то чтобы особо хочу что-то сказать, но поймите вот что: Дальняя Хлябь – удивительно удобная штука. Эдакий коврик, под который можно замести любой объем мусора и со спокойной душой забыть о нем. Казнят ли там колдунов втихую? Не думаю. Но вот в каких условиях они там содержатся это, конечно, вопрос… Кстати, вы знаете, что каторжник имеет право просить о помиловании – что бы он не совершил! – если проведет в Краевых обходчиках год? И королевская канцелярия не имеет права отказать ему в пересмотре дела?.. Фигаро, там черт-те что творится, на Дальней Хляби. И мы с вами едем в самую гущу этого всего.

– Ну, вы сами захотели составить мне компанию. Хотя я, признаться, рад.

– Я тоже рад… Черт, не спится. Давайте, что ли, в подкидного?

– А давайте. Зажжем ма-а-а-а-аленький огонечек… Черт, вы эти карты где храните? Между кусков сала?

– А вы не привередничайте. Знаете как удобно ими по носу бить?.. Вам-мне, вам-мне…

– Ну, Фигаро, чтоб вам так жизнь сдавала… Держите: шесть, шесть… И еще шесть сверху…

* * *

Спать, в конечном счете, они легли уже под утро, когда за заиндевевшими окнами уже плескались первые темно-красные искры рассвета. И, естественно, продрыхли до самого Последнего полустанка, где, разбуженные грохотом вагонов и шумом за окнами, проснулись, отогрели по-быстрому заклятьем кусочек стекла, поглядели немного на одинаковые ряды низких серых складов, похожих на бараки (или бараков, похожих на склады), на паровой грейдер вдали, на термометр, разградуированный до минус 27 Реомюров, но безнадежно втянувший ртуть куда-то в самое свое стеклянное пузо, и решили никуда не выходить, а просто спать себе дальше.

Окончательно они проснулись от стука в дверь.

Это был проводник: веселый, бодрый и уже немного пьяный.

– Приехали, господа хорошие! Конечная остановка. Ну, в смысле, совсем конечная – Нулевой километр! Добро, так сказать, пожаловать на Дальнюю Хлябь!

...Фигаро представлял себе Нулевой километр примерно так: покосившаяся избенка, занесенная снегом, замерзший до полусмерти сторож в пухлом тулупе в обнимку с трехлинейкой спящий в полосатой будке, кривой верстовой столб, разбитый семафор, сломанный шлагбаум и будка, где когда-то, сто лет тому назад, жил старый пес – жил, да издох от тоски – а вокруг на многие версты лишь снега, холмы, лес и горы.

Но – мимо. Нулевой километр оказался крупным железнодорожным узлом: целый веер рельс, сложная система стрелок, огромное депо, где грелись пузатые локомотивы и горбатые дрезины, поворотный круг с паровым приводом, погрузчики, грузовые вагоны отстаивающиеся на боковых путях под присмотром бдительных солдат в белых тулупах и широкая дорога, по которой туда-сюда катались сани, запряженные пузатыми пыхтящими автоматонами, паровые тягачи и немецкие бензиновые грузовики (шоферы даже не глушили двигатели; не факт, что в такой мороз их бы вообще удалось потом завести).

Нижний Тудым по сравнению с Нулевым километром казался зашатанной деревней. И хотя снега вокруг было действительно много, а мороз жестко драл щеки и норовил забраться за ворот шубы, следователь чувствовал себя бодрячком. Здесь не было липкой эфирной пульсации присущей Столице, не было оглушающей, дергающей нервы тишины; казалось, в воздухе растворена добрая порция нашатыря, прочищавшего голову.

– В общем так, – сказал станционный смотритель, крепкий мужик в ватнике, валенках и железнодорожной фуражке с кокардой, – вон там, где грузовики останавливаются, поймаете попутку и махнете на ней до Центра. Видите, там, у холма куча домов? Вот это, получается, местный административный комплекс. Прибудете на прием к шерифу Сандерсу, а он вам уже расскажет, что дальше делать… А хотите пирожков? С капустой! Жена печет!

Пирожки с капустой поразили следователя: он считал, что уж он-то знает о пирожках все. Но к такому жизнь его не готовила: «пирожки» оказались пирожищами размером с две ладони: румяные, сочащиеся маслом, а уж какой дух от них шел… Стоило Фигаро отломить кусочек, как вокруг немедленно организовалась стая собак, которых пришлось отгонять «Кулаками корчмаря» (станционный смотритель активно помогал, орудуя крепкой палкой). А уж на вкус пирожки были…

– Ну и дела! Ну и пирожки… Ум отъешь! – Следователь, ворча, вгрызался в нежнейшее тесто, пачкая щеки в жире и совершенно этого не стесняясь. – Да я таким «пирожком» на весь день наемся!.. Ну, ладно, на полдня.. Ну, хорошо – часа на три. Но! Однако!

Шубы, как ни странно, спасали. Даже Френн, по всей видимости, не особо мерз, лишь иногда хлопая руками и топая сапогами (Фигаро, наученный солдатским опытом, надел валенки, а щеголь-инквизитор вырядился в высокие кожаные сапоги на меху, которые неплохо спасали от мороза в Нижнем Тудыме, но на Дальней Хляби оказались не особо полезны). Как объяснил словоохотливый смотритель, «...это потому что ветра нет, а то бы вы, господа, уже и околели. Так что шубки-то свои смените на что-нибудь местное, а то, неровен час, отпевать вас придётся»)