Следователь и Колдун

Александров Александр Федорович

— Я даже не знаю, что сказать… Спасибо.

— Бери-бери. Лучшей благодарность будет, если ты прикончишь этого ублюдка Лантье. Второй Халифат он мне тут хочет устроить, видите ли… Бунты поднимает… Вот сколько человеку нужно чтобы нажраться?! За каким лядом тебе, спрашивается, власть? Нахрена тебе кобыла, если ты ездить не умеешь?! Продать, только продать… Все они такие — наши радетели за народное счастье, за все хорошее против всего плохого… Нет, нет, всех — к стенке. А Лантье… Обставь все так, будто это самоубийство. Мол, лидер

оппозиции передозировался “алхимической солью” и помер в постели с двумя сладкими мальчиками. От счастья, надо понимать.

— В борделе? — деловито осведомился Асад.

— Можно и в борделе. Даже лучше всего — в борделе. А вообще… Знаешь, пусть не в борделе, а в имении Лавуазье, лютецианского посла. Прямо, мать его, в экстерриториальной зоне…

Он вдруг резко повернулся к Асаду и строго посмотрел на своего “карманного убийцу”.

— Как здоровье, кстати?

— Что? — Асад даже растерялся. — Да как обычно — лучше не бывает… Спасибо, что спросили.

— Угу, угу… — Мерлин заложил руки за спину и медленно прошелся по комнате. — Лучше не бывает, это точно… Твои последние анализы, между прочим, говорят, что здоровье у тебя не просто “лучше не бывает”, а как у молодого быка занимающегося боксом и практикующего йогу. И даже лучше.

— Но разве это плохо? — Асад все еще не понимал, куда клонит шеф.

— Это прекрасно! Великолепно! Шикарно… Кстати, я забыл сказать: этот подарок, сабля… Он на день рождения. Ты вообще в курсе, что тебе, милый мой, сегодня стукнуло восемьдесят годочков?

— Ну… — У Асада засосало под ложечкой, — Наверно. Я не слежу.

— А я слежу. — Мерлин хитро прищурился. — И, скажу тебе, далеко не у каждого из моих восьмидесятилетних знакомых такой здоровый цвет лица… Парень, биологически тебе — двадцать. Тебя это не удивляет?

— Кхм… — Асад кашлянул, — Я, вообще-то, не знаю, что ваши алхимики со мной делали. Чем они меня пичкали.

— А я знаю. — Старый колдун приблизил свое лицо почти вплотную к лицу Асада и понизил голос. — И я прекрасно знаю, что “терапия” которая к тебе применялась не удлиняет жизнь. Она ее укорачивает. По факту ты должен был умереть в районе сорока. А ты жив. И даже более того: все еще молод.

Мерлин сделал шаг назад и уставился на Асада так, словно тот был редким тропическим растением в горшке.

— Твоя кожа раз в сто крепче, чем у обычного человека. При этом она не армирована нановолокном или еще какой хренью. И это не колдовство — нет никаких эфирных возмущений. Идем дальше: клетки твоего организма делятся без каких-либо последствий. Более того: они всегда — абсолютно всегда — делятся безошибочно. В твоем теле не возникает даже того минимума раковых клеток, который оно способно без труда уничтожить. И опять же: ни малейших следов колдовства. Отсюда делаю вывод: Другое вмешательство.

Асад молчал. Его лицо осунулось; кожа приобрела нездоровый восковой оттенок.

Мерлин, тем временем, продолжал:

— Ты

не заключал договоров с демонами, потому что у тебя нет возможности их призвать. К тому же договор с Другим — это определенный отпечаток. Если знаешь, что искать — найдешь без проблем. Ты подвергся Другому влиянию случайно? Возможно, конечно, но как быть с этой свинцовой блямбой, которую ты постоянно таскаешь на шее? Да-да, вот эта штука, температура которой постоянно меняется, но при этом там нет ни расщепляющихся веществ, ни какого-либо колдовства. И почему на этой штуке — один из сильнейших Закрывающих символов?

Колдун вздохнул, сунул руки в карманы мантии, и, глядя куда-то в потолок, сказал:

— Я думаю, эта штука на твоей шее — колба с джинном. Читал про такие. И слышал. Очень редкая штука, реже встречаются только драконы-вегетарианцы. Я угадал?

Асад с трудом проглотил вставший поперек горла ком.

Он не мог ничего сделать с Мерлином в Белой Башне — она просто не дала бы причинить вред ее хозяину. Он не мог убежать — из этой части Башни можно было выйти только с разрешения Мерлина. Первый Колдун мог сделать с ним все что угодно: парализовать и снять с него печать, перехватить контроль над его телом, умертвить, распылить на атомы…

— Успокойся, — сказал Мерлин. — Я не собираюсь отбирать у тебя твою игрушку. Видит Эфир, мне безумно интересно, я бы с радостью заполучил эту штуку в свое распоряжение, я бы исследовал ее вдоль и поперек, и у меня, конечно, есть что пожелать. Но — не стану. Власть такого рода не приносит ни особой радости, ни пользы в долгосрочной перспективе. Носи на здоровье, загадывай свои желания…

Из кармана мантии Мерлина донесся высокий писк. Колдун смачно выругался, достал из кармана маленькую черную коробочку, ткнул в нее пальцем, поднес к уху и заорал:

— Ну что такое?! Вам от меня мало двенадцать часов в сутки?! Я же говорил: приемные часы… Ась? Чего? Как?.. Когда?.. Ах-ха-ха-ха, ой, умора, я не могу!.. Ладно, ничего, ничего… Спасибо за информацию. Звони, если что… Да, отбой.

Он спрятал коробочку обратно в карман и, хихикая, посмотрел на Асада.

— По завтрашней операции отбой. Лантье помер. Передозировался “алхимической пылью” в доме своего любовника. Это как если бы мусор сам себя вынес, хе-хе…

Он вдруг посерьёзнел и нахмурился.

— Мы с Морганой завтра уезжаем. Неотложные дела. А ты тоже не маринуйся в четырех стенах. Возьми в казначействе сто тысяч — я скажу, что ты зайдешь — и мотнись в кругосветное путешествие. Расширь кругозор. Книги — штука хорошая, но воздухом жизни тоже нужно дышать. Так что валяй, бессмертный мой. Даю тебе год отпуска.

Колдун вышел, и дверная панель бесшумно закрылась за его спиной. Асад опустил взгляд и посмотрел на свои руки.

Руки дрожали. По спине юноши тек холодный пот. Он очень хотел понять, что только что произошло, и не мог.