Следователь по особо секретным делам
Шрифт:
Она думала: слово сведенборгийские вызовет у отставного лекаря недоумение. Но тот, как видно, отлично её понял – ничего переспрашивать не стал. Зато глянул на неё сумрачно – и словно бы с неприязнью.
– Это – особое дело, – неохотно выговорил он.
И, хоть Лара глядела на него вопросительно, больше ничего не прибавил. Зато наконец-то заговорил Николай. Пока они шли по коридорам левого флигеля пустой больницы, он лишь глядел по сторонам и будто прислушивался к чему-то.
– И во исходе души моея, – тихо произнес он, – помози ми окаянному, умоли Господа
Лара узнала слова из молитвы, завершающей акафист Святителю Николаю. Но не поняла, к чему Скрябин произнес их. Разве что – он решил, что пора ему молитвенно воззвать к своему святому покровителю: великому Чудотворцу из Мир Ликийских.
Однако при этих словах изможденное лицо Федора Достоевского исказил такой ужас, и отставной лекарь с такой быстротой подался к говорившему, что Лара мигом поняла: нет, тут в чем-то ином кроется суть!
– Замолчите! – проорал Михаил Достоевский. – Не смейте этого здесь говорить!
И он, вероятно, зажал бы Скрябину рот своим искривленными тощими пальцами, да тот удержал его на расстоянии. Не отбросил, как он поступил с площадными призраками, а как бы уперся ему в грудь раскрытой ладонью – не давая подойти, но и не сшибая с ног.
– Не бойтесь, – сказал Николай – уже совсем другим голосом: своим обычным, твердым и уверенным. – Это никуда вас не затянет. Мы уже порядочно отдалились от лучей – я даже их призыва больше не слышу. И я должен поблагодарить вас за предостережение, которое вы сделали мне около недели назад. Хоть я, боюсь, так и не вник пока, в чем суть того дела, которое меня занимает.
И тут Лара наконец-то поняла, к чему именно Скрябин прислушивался всё это время! Да и вправду, звуков, напоминавших приглушенный колокольный звон, она и сама уже не слышала. А когда Николай повернулся к ней, глаза его выглядели обычными: светло-зелеными, как китайский нефрит, с россыпью иссиня-черных крапинок вокруг зрачков. Как видно, небольшое применение его дара по отношению к Михаилу Достоевскому не стоило молодому человеку ровно никаких усилий.
– Здесь вся суть дела в Никольских храмах, – проговорил отставной лекарь. – Они вытягивают заблудшие души к свету. Ну, по крайней мере – пытаются вытянуть. Свободу воли для человека никто не отменял и в мире духов. Кто не хочет уходить, тот и не уходит. Но о каком предостережении вы, сударь, говорите, я понятия не имею. Я пока еще ни от чего вас не предостерегал.
Лара тоже не уразумела, о чем вел речь Николай. Зато всё остальное сделалось ей понятно.
– Так вот оно что… – прошептала она.
Девушка мгновенно вспомнила, что впервые она услышала звук, находясь в непосредственной близости от улицы Фрунзе, бывшей Знаменки. А там стояла церковь Николы Стрелецкого у Боровицких ворот, покуда её не снесли в 1932 году. И гораздо более отчетливо Лара этот звук различила возле храма на Убогих Домех, один из престолов которого был Никольским.
Скрябин же с ироничной учтивостью поклонился Михаилу Андреевичу:
– Как вам будет угодно: не предостерегали – значит, не предостерегали. А здесь, на Божедомке, очень много сил слилось воедино. Тут не только Никольский храм, но и скудельница, где веками хоронили неблагополучных покойников, и – места милосердия: братские могилы, больница для бедных. Да и памятник вашему сыну, вероятно, тоже сыграл свою роль.
– Будь на то воля моего сына Федора, – зло проговорил отставной лекарь, – это место давно бы уже опустело.
– А почему вам такая идея не по душе? – спросил Николай.
– Да не стройте вы из себя дурака! – Михаил Достоевский в досаде махнул рукой и устало опустился на истертый диванчик с красной сафьяновой обивкой, стоявший в его кабинете возле стены. – Вы в существование ада верите?
Николай подумал с полминуты, потом проговорил:
– В то, что ад – это место, где грешников варят в котлах, я не верю. Это не более чем метафора. Но и для души – бесплотной субстанции – могут существовать и непереносимые мучения, и высшие наслаждения. Всякий об этом знает.
– И что же тогда – ад?
– В шестнадцатом веке жила одна святая подвижница – Тереза Авильская. Так вот, она определила ад как место, где душа сама разрывает себя на куски. Но её мнение, конечно, не может считаться истиной в последней инстанции…
– Не может считаться истиной! – передразнил его отставной лекарь. – Так вот, мы все – кто здесь обретается – не желаем на себе проверять, истина это или нет. Но вы сами, когда преставитесь, сможете всё проверить – вряд ли ваша-то бесценная душа в рай отлетит!
И Лара внезапно поняла, кого ей напоминает этот человек. Она и прежде слышала версию, что Федор Павлович Карамазов был списан Достоевским с его собственного отца. А теперь выходило: никакая это не версия, а неотразимый факт.
Но Николая Скрябина слова его оппонента нисколько не смутили.
– Ну, то, что вы не хотите выяснять, примет вас горний мир или вы будете низвержены в преисподнюю – это я понять могу, – сказал он. – Но неужто вам ни разу не хотелось выбраться в мир живых? Выбраться не потому, что вас начнут вызывать какие-нибудь спириты-неумехи, а по своей собственной воле?
– Кое-кто, – неохотно выговорил Михаил Андреевич, – может отсюда выходить. Я имею в виду, в ваш мир. Хотя, конечно, потом должен возвращаться обратно.
И Лара обнаружила, что Николая Скрябина данное заявление нисколько не удивило.
Насчет перемещений туда и обратно Николай всё понял, как только увидел ожившую репродукцию картины Лейтона.
– Только ходоков таких очень уж мало среди нас, – продолжал говорить отец великого писателя. – А когда они приходят обратно, то порой приносят с собой такие подарки, что поневоле подумаешь: timeo Danaos et dona ferentes [5] .
5
Бойтесь данайцев, дары приносящих (лат.).