Следственная некромантия
Шрифт:
– И это для тебя ничего не значит?
Он чувствовал, как едва заметно вздрогнула Лили – может быть, как любая женщина, примерила эту ситуацию на себя. Представила, как бы реагировал её муж, если б она, натворив столько всего, сообщила ему про свою беременность. Но Ирвин знал: во-первых, его Лили ни на что плохое не способна, а во-вторых, кем бы ни была мать его ребёнка, он бы не смог оставаться таким меланхолично-спокойным, с явно проскальзывающим в глазах равнодушием.
– Откуда я знаю, с кем она ещё спала? Некромантская травка, всё такое, -
Ирвин едва не поперхнулся.
– Ты с ума сошёл?! – воскликнул он, не в силах сдержаться. – Да Мартен – сам ещё ребёнок, чтобы иметь своих детей! Оллада же знает его ещё лет с пятнадцати. Она ж не совсем с ума сошла, чтобы тащить его… Как вообще можно так говорить о женщине, которой ещё несколько дней назад признавался в любви?
– Я разочаровался, - покачал головой Танмор. – И понял, что очень жестоко ошибся.
Он поднялся с постели, сунул ноги в мягкие тапочки и медленно двинулся к выходу.
– Уйду, - мрачно произнёс он, - нечего меня лечить. Я теперь здесь не нужен. Показания мои всё равно ничего не поменяют. Думаю, мы в последний раз видимся. А Олладе передай, - Танмор повернулся к Ирвину, - что она меня растоптала. И что я ей не верю, что б она ни говорила. Я всю жизнь пытался стать лучше, чем меня делала моя магия, но… Она знала об этом. И решила уничтожить это. Я ведь мог убить тех, кто сражался за правду.
Ирвин сжал зубы. В глазах его вспыхнуло даже не раздражение – презрение. Лили отчётливо видела, как на мгновение исказилось лицо Сияющего, но он всё-таки нашёл в себе силы ответить Танмору спокойно:
– Одно время я предполагал, что ничего хуже моего отца в принципе быть не может. Нет, матушка, разумеется, вне конкуренции, но равнодушный сумасшедший, мне казалось, это просто отвратительно. Но, как я вижу, вменяемые люди ничуть не лучше.
Сияющий поднялся, не позволив Лили остановить его, и уверенно шагнул вперёд.
Танмор застыл. Может быть, даже испугался – сейчас, когда он уже не верил настолько в свои силы, а те и в самом деле были на исходе, Ренард вряд ли мог бы что-то противопоставить Ирвину, пусть хоть сто раз целителю.
– Не магия делает человека плохим, - наконец-то произнёс Ирвин, - а человек магию. Можно быть некромантом и не причинять никому вреда. Можно честно творить зло. А можно притворяться белым и пушистым, которого на тёмную сторону влечёт собственный дар. Это, я полагаю, безумно удобно. Не так ли? Одна только беда – рано или поздно человеческая сущность всё равно даёт о себе знать.
– Легко судить, будучи светленьким! – выплюнул Танмор. – А я всю жизнь страдаю!
Ирвин хотел сказать, что ему тоже было нелегко – быть не тем, кем родился. Всю жизнь учить то, что на самом деле даже не соответствовало его природным наклонностям, переступать через себя, пытаясь привыкнуть к работе, без конца драться за собственный успех. Можно подумать, в контексте целителей мало стереотипов!
Но вместо этого он только спокойно улыбнулся, взглянул на Ромерика, всё ещё лежавшего без сознания совсем рядом, и произнёс:
– Ему, может, аж до безумия пересыпали благородства, а тебе, Танмор, его, видать, не доложили. Только его хотя бы вылечить можно. А тебя – вряд ли. Иди отсюда.
Ренард стоял на месте ещё несколько секунд, покачиваясь взад-вперёд, будто бы чего-то ждал, а потом наконец-то решился, повернулся к ним спиной и быстрым шагом ушёл. Выглядел смешно – в больничных тапочках и местной же пижаме он совершенно не походил на какого-то великого некроманта, скорее на трусливого мальчишку, который к тридцати годам так и не научился отвечать за свои поступки.
– И что теперь будет? – тихо спросила Лилиан.
– Этот куда-то уедет, - пожал плечами Ирвин. – А Ромерика постараемся вылечить. Он получил серьёзным проклятием в спину, и местные целители не способны ему всерьёз помочь, но я посмотрю, что можно сделать. Я-то не боюсь отравиться некромантией, - он присел на краешек кровати рыцаря.
– А ребёнок?
– А что ребёнок? – удивился Сияющий. – Ну, дадут Олладе лет пять…
– И все эти пять лет он будет в каком-нибудь детском доме?
– Зачем в детстком доме? – усмехнулся Ирвин. – У Оллады очень обеспеченные родители. Они знать не знали, что дочь в такое ввяжется. Будут воспитывать внука или внучку. Вряд ли малыш будет в чём-то серьёзно нуждаться. Окружат его любовью. Потом вернётся мама… Если, конечно, захочет. У Оллады ещё есть шанс. Это у Танмора его, наверное, нет.
– Но ведь нельзя так! – выпалила Лили, резко садясь. – Это же…
– Когда-то, - покачал головой Сияющий, - они пересекутся, и Танмор, наверное, пожалеет о том, что натворил. Но привязывать его к ребёнку...
– А если это не его ребёнок?
Ирвин вздохнул.
– Мартен правда совсем ещё мальчишка, хоть и симпатичный. Оллада б не решилась, принц – это всё-таки слишком большая высота. К тому же, - он усмехнулся, - я всё-таки немножко, но целитель. И способен отличить дар ребёнка, если он уже проявляется.
Лили нехотя кивнула.
– А Ромерик?
Вместо ответа Ирвин опустил руку на плечо рыцарю.
Ромерик был бледен, как стена. Лекарь говорил Ирвину, что с некромантскими проклятиями справиться отнюдь не так легко, как хотелось бы, и Сияющий и сейчас видел, насколько тяжело было рыцарю балансировать на грани. Один неосторожный шаг в сторону – и он бы умер.
– Они говорят, у него довольно сильные проблемы с головой. Эта безумная влюблённость в каждую проходящую мимо женщину… Он даже Олладе в любви признавался искренне, мне кажется, хотя сколько ж там прошло времени? Несколько минут, как он её увидел? И потому выбивать из него некромантское проклятие боятся, переживают, как бы совсем не поехал умом.
– Но ведь можно что-то сделать? – с надеждой спросила Лили. – Как-нибудь привести его в чувство? Попытаться откачать? Я уверена, что… Ты же можешь?