Следствие, которое ищет убийцу
Шрифт:
Он решил оставить все как есть, и в тот же момент в замке загремел ключ, дверь открылась, и вошел Фергюсон. Девилл знал, что Бейкер стоит позади него с отмычкой в руке.
Фергюсон сказал: «Спасибо, суперинтендант. Ты можешь подождать внизу. Мы не задержимся надолго.»
На нем была шинель того типа, который предпочитают офицеры Бытовой бригады, а его зонтик был мокрым от дождя. Он прислонил его к стулу.
— Ужасная погода для этого времени года. — Он слабо улыбнулся. — Думаю, ты меня знаешь.
Девилл, знакомый с лицами каждого важного начальника разведки в западном мире за всю свою карьеру, серьезно кивнул. Вот оно и пришло, подумал он, спустя двадцать пять лет. Момент, который всегда был возможен. Момент, когда они вошли в дверь за ним, когда меньше всего ожидали.
От одного кармана его жилета до другого тянулся брелок с золотым львом на цепочке для часов. Он небрежно коснулся его, нащупывая защелку.
Фергюсон сказал: «Это там, где ты ее хранишь, капсулу с цианидом?» Как это старомодно. Они выдавали их нам во время войны. Я всегда выбрасывал свои. Предполагалось, что это будет быстро, но однажды я был в присутствии генерала СС, который принял один и не переставал кричать в течение следующих двадцати минут. Отвратительный путь».
Он подошел к буфету, вытащил пробку из графина с виски и понюхал. Он одобрительно кивнул и налил себе.
— Что бы ты предложил? — спросил Девилл.
Фергюсон подошел к окну и посмотрел вниз, на залитую дождем улицу. «Ну, ты мог бы попробовать что-нибудь отчаянно героическое, например, сбежать, но, допустим, тебе удалось добраться до советского посольства, и тебя отправили домой. Я не думаю, что они были бы слишком довольны тобой. Видишь ли, в конце концов, ты потерпел неудачу, и я всегда понимал, что они не слишком заинтересованы в этом. Конечно, у них цивилизованное отношение к смертной казни. Они не вешают людей. Вместо этого они отправляют их в Гулаг, который, если верить Солженицыну, не особенно приятное место. С другой стороны, Москва всегда утверждала, что его работы являются злобной западной пропагандой».
— А альтернатива? — спросил Девиль.
«Французы — вы гражданин Франции, не так ли, мэтр Девиль? — имели бы право потребовать вашей экстрадиции, и их разведчики были очень чувствительны к российским агентам со времен дела Сапфира в шестьдесят восьмом и предположения, что на них проник КГБ. Вас, несомненно, передадут в Пятую службу, а они действительно очень старомодны, когда дело доходит до выжимания информации из людей. Я слышал, они все еще верят в силу электричества, особенно когда оно подключено к различным частям анатомии какого-нибудь несчастного индивидуума».
— А ты? — спросил Девиль. «Что бы ты мог предложить?»
«О, смерть, конечно», — весело сказал Фергюсон. — Мы что-нибудь придумаем. Автомобильные аварии — это всегда хорошо, особенно когда есть пожар. Это делает идентификацию обычно вопросом того, что находится в карманах».
— А потом? — спросил я.
«Покой, анонимность, спокойная жизнь. Пластическая хирургия может творить чудеса.»
— В обмен на нужную информацию?
Фергюсон подошел к графину и налил себе еще виски, затем повернулся, присев на край стола.
«В тысяча девятьсот сорок третьем, когда я был в SOE и работал с французским подпольем, я оказался, благодаря информатору, в руках гестапо в Париже, в их старой штаб-квартире на улице Соссе, позади Министерства внутренних дел. Тогда они еще верили в резиновые шланги. Очень неприятно.»
— Ты сбежал? — спросил я.
— Из поезда по дороге в концентрационный лагерь Заксенхаузен, но это старая история. Он подошел к окну и снова выглянул на улицу. «Тогда все было проще. Мы знали, где мы были. За что мы боролись. Но теперь…»
Последовало долгое молчание, прежде чем он сказал, не оборачиваясь: «Конечно, есть еще капсула с цианидом».
— Ты даешь мне выбор?
«Британское чувство честной игры, старина. Видите ли, я был старостой в Винчестере».
Он обернулся и увидел, что Девилл протягивает правую руку с маленькой черной капсулой в центре ладони. — Я так не думаю, большое вам спасибо.
— Превосходно. — Фергюсон осторожно взял его у него. «Мерзкие плитки». Он бросил его на паркетный пол и наступил на него каблуком.
— Что теперь? — спросил Девиль.
«О, я думаю, немного хорошей музыки», — сказал Фергюсон. — Тебе бы это понравилось. Я слышал, Джон Микали играет четвертую оперу Рахманинова в Альберт-холле сегодня вечером. Что-то вроде события.»
«Я уверен, что так и будет». Девиль надел свое темное пальто, взял с вешалки у двери черную шляпу-шляпу и взял трость с серебряным набалдашником.
«Одна вещь», — сказал Фергюсон. — Просто чтобы удовлетворить мое праздное любопытство. КГБ или ГРУ?»
— ГРЮ, — сказал Девилл. — Полковник Николай Ашимов.
Имя звучало странно на его языке. Фергюсон улыбнулся. «Как я и думал. Я сказал Моргану, что, по-моему, у тебя слишком много стиля для КГБ. Мы пойдем?»
Он открыл дверь, вежливо отступив в сторону, и Девиль вышел первым.
И в этот момент Кэтрин Райли, двигаясь в плотном потоке машин под проливным дождем по Северной кольцевой дороге, вывернула руль своего спортивного автомобиля MGB на боковую улицу и затормозила, чтобы остановиться.
Она выключила двигатель и некоторое время сидела, прислушиваясь к биению собственного сердца, крепко сжимая руками руль. Наконец, дыхание вышло из нее в долгом вздохе. Было только одно место в мире, куда она хотела поехать сейчас, и это, конечно, не Кембридж.
Она завела двигатель, проехала до конца улицы и повернула обратно к центру Лондона.
15
В Зеленой комнате за сценой Альберт-холла Микали встал перед зеркалом и поправил свой белый галстук. Затем он открыл свой несессер, снял накладное основание, обнажив Бернс и пружинную кобуру Martin с пистолетом Ceska. Он пристегнул кобуру к поясу на пояснице, затем надел свой элегантный черный фрак с белой гвоздикой в петлице.