Следствие по-русски 2

Дмитрий Леонтьев

СЛЕДСТВИЕ ПО — РУССКИ — 2

СКАЗКИ НОВОЙ РОССИИ

Часть первая

Мы в этой жизни все вконец

От денег ошалели,

Людская жадность — это как чума!

И наши души стали гнить

В позолоченном теле,

А в Божьем храме воцарилась тьма…

Сегодня все пошло вразнос: и вера, и законы,

И даже власть теперь уже не власть.

И горько, горько мне до слез,

Что нынче, кон за коном,

Лишь пиковая шваль ложится в масть.

Трофим — В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жил да был добрый молодец Иван. И служил Иван у Царя на должности оперативного уполномоченного по отлову всякой-разной

— А почему? — спросила устроившаяся у меня на коленях Наташа. — Почему он был дурачком, дядя Коля?

— Я же говорю — оперативником служил, — поясняю я. — Дело в том, что в тридесятом царстве в очередной раз разрешили всем желающим обогащаться любыми доступными способами. И бросился народ возможности для легкого обогащения выискивать. Кто-то скатерть-самобранку приватизировал, благо она пироги да ватрушки на халяву печет, кто-то кошелек-самотряс настроил фальшивые гульдены, как ксерокс, печатать, кто-то молодильными яблоками на рынке торгует, а у кого денег да связей побольше было, тот с размахом за составление капитала взялся. Баба-Яга ресторан «Голдфиш» открыла, с казино да стриптизом. Конкурсы «Мисс большой бюст» проводит для Василис прекрасных. Приз — кругосветное турне с Соловьем-разбойником, который у Бабы-Яги «крышей» является. Тоже, кстати, хороший способ денег по-легкому срубить. Потому-то, когда Черномор своих богатырей по реформе сократил с тридцати трех до одного — его самого, они от безденежья и беспросветности к Соловушке в бригаду и подались. Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович держались из последних сил, Матушку-Русь оберегая, но Варвара-ключница нашептала Царю идею, как народ задобрить: обвинить во всех бедах государственных стражей и провести операцию «Чистая кольчуга» — измотать богатырей проверками да подозрениями. Вместо того чтоб с Соловьем-разбойником бороться да работать, порядок в стране восстанавливая, куда легче дурачков из богатырей сделать. Самое главное — проведение этой операции своей же нечисти поручить, а то, не дай Бог, и впрямь порядок наведут, или, еще хуже, поймут, что дело-то не в исполнителях приказов, а в самой системе да в тех, кто эти приказы отдает. Вот те, кому за державу обидно было, плюнули на всю эту нечисть с ее показухами и, не желая служить у оборотней, ушли на вольные хлеба. А Иванушка-дурачок все не уходит. Глупый он, все надеется, что когда наконец нечисть под коряги с награбленным добром уберется и народ вновь начнет разрушенную страну отстраивать, не будет ему стыдно за то, что в самое черное и смутное время он в углу отсиживался.

— А Поп-Толоконный лоб в этой сказке есть?

Я покосился на стоящего возле окна Разумовского и усмехнулся:

— Есть, как не быть… А «толоконный лоб» он потому, что безуспешно пытается объяснить народу, что бесплатный сыр только в мышеловках бывает. Что злостью и ненавистью только злость и ненависть пробуждаешь. Что в той стране, где люди в страхе и жадности живут, только страх и жадность править могут, а от этого добра не жди. И не понимает он, что народу это неинтересно слушать. Народ в другие сказки верит.

* — Куницын! — предупредила меня Алена. — Я тебя последний раз добром прошу! Это вы с Разумовским друг дружке такие сказки рассказывайте, а ребенка мне подобными байками не развлекай! Про Робинзона Крузо ты ей уже рассказал… Когда мы вашу лодку возле берега пустой нашли, меня чуть инфаркт не хватил…

Я невольно улыбнулся, вспомнив, как во время рыбалки, на которую мы с иереем взяли с собой Наташу, она упросила нас порыбачить с острова и, пока мы раскладывали снасти, отвязала лодку… Пять часов мы провели на острове настоящими робинзонами, пока иерей не добрался до берега и не пригнал лодку обратно.

— Я хотела, чтоб все взаправду было, — насупилась Наташа. — А если бы у нас была лодка, какими бы мы были робинзонами?.. Дядя Коля, а почему у вас с тетей Леной до сих пор нет своей дочки? — строго спросила она меня, по своему обыкновению резко меняя тему разговора.

Я несколько раз молча открыл и закрыл рот, посмотрел на Разумовского, покосился на Лену и Алену и, не найдя у них поддержки, пожал плечами:

— Это… Аист… Еще не принес.

— Такой большой, а в сказки веришь, — укорила меня Наташа. — Ты еще про капусту расскажи.

— И это меня обвиняют в развращении детских умов, — повернулся я к иерею. — Ты чему дите учишь, батюшка?!

— Если б только я, — вздохнул иерей. — Телевизор да радио помогают. В какое время ни включи: политика — секс, политика — секс, вот и все, что там можно услышать. Я-то, что могу — делаю, но в наше время для нормального воспитания мало в деревню уехать, для этого нужно отшельником стать… Вы готовы? Автобус скоро отходит, мы можем опоздать.

Вопрос был обращен укладывающим чемоданы женщинам.

— Это вам достаточно в дипломат пару рубашек бросить, — парировала Алена. — А нам на сборы куда больше времени требуется. Все же целый месяц, да еще на юге — это требует определенного подхода…

— Вот это-то меня и настораживает, — шутливо нахмурился я.

— А чтобы подобные мысли тебя не тревожили, — улыбнулась мне жена, — я составила для тебя небольшой список работ по дому. За работой месяц пролетит — оглянуться не успеешь.

Она легко коснулась губами моей щеки, одновременно впихивая в руку два тетрадных листа, исписанных красивым убористым почерком.

— Небольшой?! — возмутился я, пробегая глазами по строчкам. — Да на одну ограду уйдет не меньше недели! А замена пола в бане?! А утепление чердака?! А… Это что — трудотерапия? Слышал, батюшка?! Вот это и называется: эксплуатация женщиной человека!.. Жены — на юг, мужья — за работу… Этого нет даже в самых абсурдных анекдотах!.. «Жена неожиданно возвращается с юга, а муж дома один и чинит ограду…» Где справедливость?!

— Дядя Коля, хочешь, я с вами останусь? — спросила Наташа. — Чтоб вам не скучно было?

— Нет уж, — быстро отреагировал я. — Лучше я буду чинить ограду… А вы ведь и впрямь имеете шанс опоздать: до отбытия автобуса в райцентр осталось пятнадцать минут.

— Мы готовы, — сказала Лена, закрывая чемодан. — Вроде ничего не забыли… Ну что, в путь?

К нетерпеливо урчащему автобусу мы успели за считанные секунды до отправления.

— Я буду скучать без тебя, — шепнула мне Лена, целуя на прощание. — Жаль, что вы не можете поехать с нами. Время пролетит быстро, но я все равно буду скучать. А потом я вернусь красивая, загорелая, истосковавшаяся, и… И мы уже не будем скучать…

— Только этим себя и утешаю, — улыбнулся я. — Беги, а то автобус уедет без тебя и нам вообще не придется скучать. Я люблю тебя.

— А я — тебя, — она вошла в салон и помахала рукой на прощание. — До встречи!

Двери закрылись, и, поднимая клубы густой дорожной пыли, автобус исчез за поворотом узкой поселковой дороги.

— Только мучает меня нехорошее предчувствие, что скучать-то мне как раз и не придется, — проворчал я, поворачиваясь к сидевшему за рулем машины Разумовскому. — Ну, разлучник, жены ты меня лишил на целый месяц. А теперь попытайся объяснить, зачем ты это сделал.