Следствие по всем правилам
Шрифт:
— Вчера… — Андрей внезапно охрип, — вчера ты об этом хотела сказать?
— Неважно, — Марина стояла, не поворачивая головы. — Не хотела сначала говорить. А потом увидела, какую вы деятельность развернули… Малышня целый день по подъездам шныряет, в окна подглядывает. Противно.
— Кто подглядывает?
— Братец твой со своими сотрудниками. Вчера по галерее носились.
— Скажи… а где ты метелки взяла? Которые в подъезды подкинула?
— В роще, конечно. Пойди, проверь: там и следы мои есть.
— Прощай, Баркина.
—
Нет, больше Андрей не попадется на эту удочку! Игорь прав, сто раз прав! Женщинам верить нельзя, даже самым хорошим и красивым! Все!
Андрей нахлобучил по самые глаза шапку и, громко стуча каблуками, сбежал по высоким ступеням. «Лестница настроений»…
И тяжелая дверь с грохотом захлопнулась за его спиной.
«И больно, и трудно, и некому руку подать в минуту душевной тревоги»…
Из дневника Андрея Лаптева:
«Мне трудно описывать свое душевное состояние. Я не поэт и даже не прозаик, а в школе выражать словами переживания не учат, только требуют оценки того или другого произведения.
Я шел и мечтал, чтобы споткнуться обо что-то и сломать ногу или еще что-нибудь случилось бы в том же духе… Тогда я бы хоть заплакал! Все-таки нам ужасно тяжело жить! Если что, даже нельзя дать волю чувствам, сразу стыдят: „Ты же мужчина!“. Будто мужчина — не человек и не имеет права снять стрессовое состояние слезами.
Я пытался разобраться, что произошло, мысли перескакивали с одного на другое, и получалась такая чехарда, все запутывалось еще больше…
Ведь Марина про голубенькую знала с самого начала. Она пришла на собрание и стала возражать — не хотела, чтобы мы искали ель. Потом попросила на память ветку, потом я потребовал ее назад, и Марина ее принесла… И вдруг решила принять участие в поисках, очень просила, чтобы рейд по квартирам поручили ей… А теперь оказывается, она нас разыгрывала! Всех! Игоря, понятно: он ее оскорбил, стал подозревать, а меня за что?..
Мне не дает покоя одна мысль. Но она такая противная, подлая, что я даже не могу написать о ней здесь, в своем дневнике. Мне стыдно, что она возникла в моей голове! Нет, не хочу об этом думать!..
И посоветоваться не с кем. Игорь злится на меня из-за Марины, избегает. Считает, что она меня погубит или уже погубила. А может, он прав?..»
Рассказывает Игорь Тулупчиков:
«Дюха мне встретился возле нашего дома. Я выходил, а он — входил. Я по привычке двинул как следует дверь, а он в это время протянул руку, чтобы открыть, ну и по пальцам немного попало. А Дюха… расплакался! Ну, вообще!..
То ли успокаивать его, то ли извиняться — стою, не знаю, что делать.
Он, правда, быстро перестал.
— Новости есть? — спрашивает, а смотрит в сторону.
— Сегодня вечером решили устроить рейд по роще. Колька студентов своих приведет. Пойдем?
— Зачем — рейд?.. Караулить, не выбросят ли голубенькую на помойку?
— Ну да, — отвечаю, а сам внимательно наблюдаю. Что-то стряслось у Профессора, и отбитые пальцы тут ни при чем!
— А ты уверен, что ель в Тереме?
Бац! Я просто обалдел от такого вопроса! Даже милиция этой гипотезы не исключает… Правда, Андрюха не знает еще про „шубу“, которая на чердаке лежит-полеживает…
— А ты не уверен? — спрашиваю.
Дюха усмехнулся гримасой Мефистофеля:
— Просто знаю, что ее там нет! И никогда не было.
Заболел Профессор — точно!
— А улики?.. — говорю, как с больным, тихо, терпеливо. — Ты ведь сам лапу нашел в подъезде.
— Я еще одну нашел. В соседнем, — и подает мне еще голубую метелку, третью теперь, значит, по счету.
Когда он мне рассказал все, я немного успокоился.
— Врет она, не расстраивайся. Точно тебе говорю.
— Я проверил: в левой группе у Веселки „шуба“ порвана, и следы кругом… Баркиной. Четкие….
Вот тебе и „хау ду ю ду, я ваша тетя“! Приехали.
— Так вы с ней по квартирам не ходили?
— Не вижу смысла.
— Она специально тебе насочиняла, чтобы ты не ходил по квартирам. Понимаешь?
— Зачем ей это надо?
— Она кого-то выгораживает! Может, и себя!
Я не успел уклониться, как мне прилетела „штука“ по уху! Но у меня реакция — будь здоров — отработанная!.. Машинально махнул, смотрю: кулак красный. До меня еще не дошло, что у Дюхи потек нос, как он мне по другому уху — для симметрии припечатал. Скажи, способный! Ведь всего два раза показывал ему приемы.
— Ты сдурел? — завернул ему руку за спину и платком нос зажал: еще изойдет кровью!
— Убирайся! — шипит. — Ненавижу!
— Псих, — говорю. — Мы же истину выясняли, а ты — махаться! — и чтобы он опять что-нибудь не выкинул, раскрыл свою тактику: рассказал про находку на чердаке, про то, что Циркуль не отдал ключ Кольке и тэ дэ.
А Дюха как взбесился:
— Маринка не виновата! Не виновата!
— Да ладно, ладно — не виновата! Тихо!
Мы вышли на улицу, я ему кровь снегом смыл, и тут меня словно черт за язык дернул:
— А у Баркиных в квартире ты был?
Дюха просто озверел! Думал, снова полезет драться.
— Был! — кричит. — Нет у них голубенькой! Пихта с базара стоит! Пахнет на весь дом!.. — и побежал от меня, как сумасшедший.
До чего любовь может довести: облик потерял человеческий! И это — Дюха, наш Профессор?!.»