Следствием установлено
Шрифт:
Рабочие могли бастовать, устраивать митинги, объявлять голодовку, в конце концов, хоть и так уже были полуголодные вместе со своими семьями. «Демократическая» власть это милостиво разрешала. И они бастовали, митинговали, дурея от крика и гама. Но правительство на все это — «ноль внимания». В «свободной» стране (а Россия провозглашена была свободной и демократической, а также и социальным государством, о чем даже в ельцинской Конституции записано) каждый был волен и свободен поступать так, как считает нужным.
Сотрудникам же правоохранительных органов заба-стовки и демонстрации были запрещены законом — подобные общественно-политические действия неповиновения приравнивались к открытому вооруженному
«Хоть на церковную паперть иди, или в подземный переход с протянутой рукой, — горько шутили сотрудники. — И с плакатами: «Подайте милостыню, Христа ради, честному менту — жертве перестройки и рыночной экономики»!
Ельцинская власть, казалось, все делала для того, чтобы из правоохранительной системы «выбить» профессиональные кадры, понудив их перейти в частные структуры, чтобы в стране рос криминал, в том числе и на почве коррупции. Воровство, мошенничество, кумовство, взятничество, коррупция расцвели как никогда ранее. Честный труд был девальвирован настолько, что становился смешон и противоестественен. Зато авантюристы и мошенники чувствовали себя как рыба в воде. Был золотой век российского криминала. Начальник ОМ-6 чувствовал и видел все это, как и десятки его подчиненных, но что он, какой-то маленький провинциальный подполковник, мог сделать с целой системой и прогнившей государственной машиной? Да ничего! Оставалось только самому честно выполнять свой профессиональный долг, да требовать того же от подчи-ненных, от участковых и оперов, от следователей и экспертов-криминалистов, от инспекторов иных служб и подразделений.
«Следствие разберется»! — Еще раз повторил про себя Павлов, откладывая таким образом отмененный им отказной в папку следственного отделения и принимаясь за изучение других бумаг.
Вспомнив о следствии, зримо увидел перед собой все следственное отделение: начальника и следователей. Первоначально в следственном отделении было всего три следователя: капитан Паромов, старший лейтенант Карих да старший лейтенант Титов. Потом удалось «пробить» еще одну единицу, и теперь в подчинении у начальника следствия было четверо следаков, как любили они сами себя называть. Двое мужчин: Паромов, успевший получить уже майора, и Карих, составляющие уже профессиональный костяк, а также две дамы — Подаркова Марина и Сергеева Ирина, недавно пришедшие в следствие, но уже поднабравшиеся кое-какого опыта. Титов же не выдержал тягот службы и сбежал в частную фирму в погоне за «длинным рублем» и спокойной жизнью, чтобы к пятидесяти годам не иметь такого капитала, как клубок сосудисто-сердечных и желудочно-кишечных заболеваний да вконец расшатанную нервную систему.
«Попрошу Виктора Дмитриевича Махова, чтобы расследование по данному делу поручил Паромову — мысленно поставил он точку на отмененном отказном. — А начальнику ОБЭП Кононову Сергею Михайловичу прикажу выделить для оперативного сопровождения молодого оперуполномоченного Кулешова; он хоть и молод, но шустр и ухватист. Сам когда-то был таким, — улыбнулся, вспомнив свою милицейскую молодость, Павлов. — Сенину же предложу возвратиться опять в управление… наверное, там ему место, а не на «земле». Хотя, по большому счету, гнать бы его в шею из милиции… Да не мне это решать.
Почему начальник ОМ-6 решил остановить свой выбор на старшем следователе Паромове, в производстве у которого и так находилось не менее двух десятков уголовных дел — трудно сказать. Наверное, потому, что знал его еще с первого дня службы в органах. Тогда он был оперативным дежурным, а Паромов пришел на работу в милицию, как говорили, «с улицы» на должность участкового инспектора Промышленного РОВД. Потом оба были старшими участковыми: он на поселке «Волокно», Паромов — на поселке резинщиков, или сокращенно РТИ. И постоянно находились в соревновательном процессе, как за лучшую подготовку и работу участковых инспекторов, так и за лучший общественный пункт милиции в районе и городе. В 1989 году Паромов неожиданно для всех уволился, и он, Павлов, тогда искренне переживал по данному поводу, так как знал Паромова как честного и добросовестного работника, как и сам, настоящего фанатика своего дела и трудоголика, профессионала, прошедшего школу полковника милиции Михаила Егоровича Воробьева — уже легендарного начальника Промышленного РОВД. Это теперь в курской милиции полковников как «собак нерезаных» — со счету собьешься, а тогда их можно было по пальцам одной руки перечесть, и среди них был полковник милиции Воробьев. Кругом девальвация, даже в званиях.
Он искренне обрадовался, когда Паромов вновь вос-становился в органах и стал работать сначала участковым инспектором, потом старшим участковым, а в суматошном от криминального роста девяносто третьем — следователем. Не потому ли и настаивал на переводе Паромова в свое отдел, когда формировал штаты. И теперь нисколько о своем решении не жалел: Паромов тянет лямку — будь здоров, почти сутками пропадая на работе, как и он сам.
«Не перевелись, видать, на Руси дураки, на которых она и держится…».
Майор милиции Махов Виктор Дмитриевич, как говорили в милиции, на следствии работал уже прилично. Не менее пяти лет. До следственной работы он был участковым и старшим участковым — с этой должности многие тогда, в восьмидесятых годах, начинали, а до этого успел некоторое время поработать учителем в школе. Заочно окончил Белгородскую высшую школу милиции, после чего сначала работал следователем, а затем и старшим следователем в Промышленном РОВД города Курска. Когда же образовался шестой отдел милиции и Павлов стал набирать кадры, то он принял предложение Павлова быть начальником следственного отделения в новом отделе и уже сам формировал свое отделение, приглашая к себе знакомых по прежней работе следова-телей.
В свои тридцать пять был он строен и подтянут, что полностью соответствовало в данном случае шаблонной фразе служебной и аттестационной характеристике, светло-рус, сероглаз и улыбчив, с правильными и приятными славянскими чертами лица. Обладал деловыми и организаторскими способностями, некоторой веселостью нрава, ироничным складом характера и ума, природным тактом и завидной коммуникабельностью. Был заводилой в любой компании и ее душой, что особенно ценилось женщинами. Он никогда не распространялся как некоторые своими любовными похождениями и победами, но по тому, как вел себя с женщинами, и по тому, как они относились к нему, вывод был однозначен — он не принадлежал к категории однолюбов и женоненавистников.
Возглавляемое им отделение было самым маленьким по численности среди городских следственных отделений: четыре следователя и он — их начальник. Руководство городского УВД считало, что поселок Магистральный — небольшой поселок, чуть ли не сельский, что жители там все друг друга знают, и что преступность на поселке не должна быть высокой, а, значит, и таким коллективом справятся. Как всегда, гладко было на бумаге, да забыли про овраги: ведь следователям надо было и после суточного дежурства отдыхать, и в очередные отпуска ходить, выходные иметь. В конце концов, они и болеть, как все люди, могли. Но кого это волновало. Руководству, как известно, со своей колокольни любые проблемы лучше видать… на то оно и руководство.