Следующая остановка - жизнь
Шрифт:
— Ты, наверное, мало спала?
Она кивнула.
— Ты должна верить, что всё будет хорошо. Американцы не выскажут страха или опасения, даже когда всё очень плохо, они говорят — «всё хорошо». Это помогает. За словом идёт действие — ситуация улучшается. И ты повторяй, пожалуйста: «Всё будет хорошо. Операция проходит удачно». Ну, ты поела, и я пошёл. У меня встреча. Я приду попозже. — Он встал и попросил: — Ты можешь посмотреть на меня?
Она подняла к нему лицо.
— Ты очень особенная, Юлия. Я никогда не видел таких богатых глаз.
— Хватит, Генри, пожалуйста!
Это нужно немедленно прекратить. Она обязана сказать, что — замужем, что любит Аркадия и для Генри может быть только другом. Почему же она не говорит этого?
— Спасибо, Юлия.
— За что?
— За то, что ты посмотрела на меня.
Генри встал и быстрым шагом пошёл к выходу.
Провезли больного в другую операционную. Очень полного, очень бледного.
Громко рыдала такая же полная и такая же бледная женщина, цеплялась за каталку.
Юля закрыла глаза. Подремать хоть десять минут!
— Вы ждёте результата операции? Меня послал хирург.
Юля вскочила, и книжка с пакетом упали на пол.
— Что-о?!
— Вы сядьте. — Женщина села рядом. — Пожалуйста, вы должны быть готовы ко всему. Случай очень запущенный.
— Мама жива?
— Пока жива, — сказала женщина сочувственно. — Но очень сложный случай.
— Если она жива и операция не закончена, почему вы пришли ко мне?
— Американский хирург сказал: мы обязаны извещать родственников о ходе операции, чтобы для них не было неожиданностей. — Женщина положила свою руку на Юлину. — Я не согласна с ним и ни за что не стала бы говорить с родственниками до конца операции, но американский врач потребовал. — Женщина встала и пошла в операционную.
Провезли больного из операционной.
Нет, мама, нет!
Сытость мешала осознать происходящее — словно сквозь вату пришла информация от хирурга.
Ребёнок сладко ел еду, принесённую Генри, сладко рос в ней, казалось, всё так спокойно и так надёжно в мире. Юля встала и стояла, позабыв поднять книжку и пакет, и не знала, что делать.
Мама с секунды на секунду может умереть, не приходя в сознание, не осознав, что не будет растить её ребёнка и что они не увидятся больше, но чувства потери не возникало. Мама стоит на пороге гостиной в своём домашнем платье, улыбается: «Я тоже хочу есть». Мама сидит напротив неё и рассказывает о своём детстве. Из смерти мама выбралась к жизни. Она доехала до хирурга.
Чтобы умереть на операционном столе?
Разрезана грудь. Кровь рвётся из сосудов, сердце бьётся всё реже.
Нет, мама, нет!
Юля склонилась поднять вещи с пола, увидела в пакете воду, залпом выпила, выбросила бутылку и пакет в урну и — бухнулась на колени, как когда-то в её раннем детстве бухалась на колени её бабка, мать отца. «Господи, помоги! — вспомнила она бабкины слова. — Спаси мою маму! Господи, спаси мою маму! Спаси, Господи!» Одни и те же слова исступлённо повторяла, молила Господа, в которого никогда не верила, про которого никогда не думала: «Господи, помоги!»
— Что с тобой, Юленька? — Аркадий легко поднимает её с пола, обнимает и едва слышно шепчет в ухо: «В лесу родилась ёлочка…»
Простые слова, чуть рвущийся голос Аркадия возвращают её к жизни.
— Мама будет жить, Юленька, вот увидишь. И будет петь тебе и нашему ребёнку «Ёлочку» и другие детские песенки, вот увидишь! — Аркадий ведёт Юлю к креслу, усаживает. — Сейчас принесу тебе воды.
Что с ней было? Слово «Господи» разрослось, превратилось в яркий свет. Она никогда не ощущала ничего подобного: этот яркий свет залил её, поглотил, втянул в себя. И стало спокойно, страх исчез. Аркадий прав: мама будет жить. Мама выжила. Сейчас к ней придут и скажут: «Операция прошла благополучно».
Аркадий подносит к её губам воду:
— Пей, пожалуйста. Всё будет хорошо, вот увидишь. Ты, наверное, голодная. Пойду, узнаю, сколько ещё будет длиться операция. Посиди с закрытыми глазами, сейчас отпустит. Ты перенервничала! — Он поднимает с пола книжку, кладёт Юле на колени.
Сейчас придёт та женщина, сейчас она скажет. Гос… — но Юля осеклась. Нельзя больше звать Его, просить Его. Да, она почувствовала освобождение от страха, и — спасибо за это.
В эту минуту Юля услышала звонкий голос:
— Перелом. Сердце выдержало. Успокойтесь, пожалуйста. Я поспешила к вам.
Юля открыла глаза.
Свет стоит в холле. Сквозь него, из пелён этого света — лица Аркадия и женщины и почему-то — полной женщины, цеплявшейся за каталку. Не померещилось.
— Большое спасибо! — голос Аркадия. — Я говорил тебе, всё будет хорошо.
Чудо свершилось. Спасибо, Господи!
Она едет на работу. Ей улыбается Игорь. Ей улыбается Митяй. Её семья. Её родные. В их небольшой кухоньке все пьют чай. Ира говорит:
— Хотите, я буду готовить всем? Наварю картошки, гречки, поджарю курицу или мясо. Дешевле выйдет каждому. Надоело есть в кафе и в столовках.
Чай — душистый, горячий, наливает Юлю силой, она окончательно выбирается из страха и с удовольствием смотрит в добрые, коровьи, красивые Ирины глаза.
— Я хочу! — говорит. — Очень хочу. Это будет здорово. Спасибо тебе за чай, Ириша, он очень кстати.
— Игорь, потерпи ещё два-три дня, — просит Аркадий. — Юля побудет с мамой.
— Прости, ты зашиваешься, моя бухгалтерия прибавилась к твоим ежедневным…
— Незаменимая наша! — прерывает Юлю Митяй. — Да уж без тебя полный… аврал, напряженка! — Митяй потягивается, выставив модный джинсово-маечный живот. — Уж Игорь для тебя постарается! И обязательно простит!
Совсем забыла о Митяе, а он, вот он, даже сегодня, даже при Аркадии обшаривает её жадным взглядом. Она поспешно встаёт, идёт к двери.
— Игорь, у меня есть час, хоть что-то успею!
Когда садится за свой стол и включает свой компьютер, неожиданно чувствует: она впадает в собственное место на земле, как гайка впадает в свой паз.