Шрифт:
Chanel Cleeton
NEXT YEAR IN HAVANA
Copyright © 2018 by Chanel Cleeton
Excerpt from «When we left Cuba» copyright © 2018 by Chanel Cleeton.
All rights reserved including the right of reproduction in whole or in part in any form.
This edition published by arrangement with Berkley, an imprint of Penguin Publishing Group, a division of Penguin Random House LLC.
Credit: Photo © Chris Malpass 2017
Глава 1
– Надолго
– На какое-то время, – отвечаю я.
– На год? На два?
– Замолчи. – Я подталкиваю ее вперед, а сама оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что никто в зоне вылета аэропорта Ранчо-Буэрос не услышал ее слова.
Мы стоим друг за другом. Для одних мы – знаменитые сестры Перес, для других наше имя ничего не значит. Возглавляет цепочку Изабель – самая старшая из нас. Она стоит молча и не сводит взгляда со своего жениха Альберто. Мы покидаем город, который совсем недавно лежал у наших ног, а Альберто, бледный, не отрывая глаз, смотрит на нас.
Беатрис. Она ступает по зданию аэропорта, подол ее великолепного бледно-голубого платья приподнимается, оголяя икры, и кажется, что у всех присутствующих в аэропорту перехватило дыхание. Беатрис – самая красивая из нас, и она это знает.
Я иду следом за ней. Мои колени дрожат под юбкой, и каждый шаг дается с огромным трудом.
А позади меня Мария – самая младшая из нас, сахарных принцесс.
Марии всего тринадцать, и ей сложно понять, почему нельзя разговаривать громко. Она может привлечь внимание солдат, которые в своей зеленой форме с оружием наперевес стоят на посту и обыскивают тех, кто вызывает у них подозрение. Мария понимает, что люди, одетые в военную форму, опасны, но она не осознает степень этой опасности так, как осознаем ее мы. Нам не удалось оградить ее от череды потрясений, которые свалились на нашу семью в последние дни, но мы сделали все возможное, чтобы она не видела то варварство, свидетелями которого нам пришлось стать. Она не слышала, как кричат пленники, посаженные в клетки, словно дикие животные, в тюрьме в Ла Кабана, которая сейчас находится во власти аргентинского монстра. Она не видела, как кровь кубинцев проливалась на нашу землю.
Но наш отец видел.
Поэтому он обернулся и посмотрел на нее тем взглядом, к которому он редко прибегает, но который работает безотказно. Сколько я себя помню, нами занимались в основном мама и няня, Магда, отец же был все время занят делами своей сахарной компании и политическими вопросами, на нас у него времени не оставалось. Но сейчас время непростое, и ставки уже слишком высоки, чтобы рисковать. Фидель был бы счастлив, если бы ему удалось схватить Эмилио Переса и его семью – мы были квинтэссенцией того, что он хотел разрушить своей революцией. Наша семья не была самой влиятельной на Кубе, мы также не были самыми богатыми, но у отца были тесные связи с бывшим президентом, а это нельзя было не учитывать. Поэтому в сложившихся обстоятельствах даже слова, неосторожно произнесенные тринадцатилетней девочкой, могли стоить нам жизни.
Мария замолчала.
Наша мама идет рядом с отцом, высоко подняв голову. Она настояла на том, чтобы мы сегодня надели наши лучшие платья, шляпки и перчатки и до блеска зачесали волосы. Для нее было важно, чтобы ее дочери, даже отправляясь в изгнание, выглядели великолепно.
Повержены, но не сломлены.
Да, мы не сражались в горах, мы не держали оружие в руках, обтянутых перчатками, но в душе каждой из нас пылал огонь, который разжег Фидель. И пока мы живы, никому не удастся его потушить. Поэтому мы, надев наши лучшие платья, шли к выходу на посадку, демонстрируя истинно кубинскую гордость и прагматизм. Мы не можем позволить себе выглядеть иначе, пусть даже сегодня на нас нет драгоценностей, которые обычно дополняли наши наряды – они сейчас лежат закопанные на заднем дворе нашего дома.
Мы вернемся за ними.
Быть кубинцем – значит быть гордым. И это одновременно наш самый главный дар и величайшее проклятье. Мы не служим королям, мы ни перед кем не преклоняем головы, мы сами справляемся со своими трудностями и делаем это так, словно для нас эти трудности ничего не значат. А это, знаете ли, целое искусство. Искусство притворяться, будто все в жизни достается легко и не требует усилий. Притворяться, будто порхаешь словно бабочка, когда колени сгибаются под тяжестью проблем. Мы кажемся созданными из шелка и кружев, но на самом деле внутри каждой из нас стальной стержень.
Мы стараемся сделать вид, что просто отправляемся на каникулы в небольшое путешествие за границу. Но тем, кто сейчас в аэропорту смотрит на нас, все понятно без слов.
На мгновение пальцы Беатрис коснулись моей руки. Пограничники, одетые в оливкового цвета форму, следили за каждым нашим движением. Ей было страшно, но она хотела поддержать меня. Я не позволю страху победить себя.
Тот мир, который мы знали, больше не существует. А мир, который пришел взамен, был мне непонятен.
Ощущение безнадежности переполняло зону вылета: оно читалось в глазах мужчин и женщин, которые ожидали посадки в самолет, в их устало опущенных плечах, в выражении шока на их лицах, в скромных пожитках, которые они сжимали в руках. Дополняли картину угрюмые дети, чей смех затих, отравленный зловонием, исходившим от всех нас.
Когда-то здесь царило счастье. Мы приезжали сюда, чтобы встретить вернувшегося из очередной командировки отца. А три года назад мы сидели в этих же креслах и нас переполнял восторг от того, что мы летим на каникулы в Нью-Йорк.
Мы сели, прижавшись друг к другу, – Беатрис с одной стороны от меня, Мария с другой. Изабель, набросив на плечи шаль, сидела в стороне. Горечь утраты может быть разной – нам же пришлось бросить все, что было нам дорого.
Наши родители сидели, взявшись за руки. Раньше им было несвойственно проявлять чувства на людях, и мне было странно наблюдать этот, казалось бы, совсем скромный жест. В их глазах читалось волнение, а в их сердцах поселилась печаль.
На какой срок мы уезжаем? Вернемся ли мы когда-нибудь? И если мы вернемся, какую Кубу мы увидим?
Мы просидели в аэропорту уже несколько часов. Время текло невероятно медленно. Шея моя вспотела, а тело под платьем чесалось. К горлу подкатывала тошнота, а во рту появился резкий неприятный привкус.
– Меня сейчас вырвет, – прошептала я, обращаясь к Беатрис.
Она крепко сжала мои пальцы.
– Нет, только не сейчас. Еще немного, и мы сядем в самолет.
Я сижу, уставившись в пол, и пытаюсь побороть тошноту. Люди бросают друг на друга осторожные резкие взгляды, и в то же время у меня ощущение, что мы оказались в вакууме. В зале ожидания тишина, прерываемая случайным шорохом одежды и сдавленными рыданиями. Мы словно оказались в чистилище. Мы ждем.