Следы на снегу
Шрифт:
Олени, неожиданно для майора, провалились в пустое пространство, и Шелестов не сразу понял, что упряжка и нарты угодили в большую яму, занесенную снегом. Олени вытягивались в струнку, лезли из кожи, пытаясь выкарабкаться наверх, но нарты не трогались с места. Оказалось, что левая нога майора, попавшая между пнем и стойкой, на которой держались полозья перевернутых нарт, тормозит движение.
Когда подбежали Петренко и Эверстова, майор не без усилий выпростал ногу, и олени легко вынесли нарты на крутой край ямы.
Петренко подал
– Ушиблись, товарищ майор?
– озабоченно спросил Петренко.
– Да, видно так, - ответил Шелестов. Прихрамывая, он сделал несколько шагов к нартам и сел на них.
– Нужно же...
– с досадой произнесла Эверстова.
– Что это за яма?
– Кто же ее знает, что это за яма, - сказал майор, ощупывая ступню левой ноги.
– Мало ли их в тайге...
– А ведь они тоже в этой яме побывали, - заметил Петренко, имея в виду Белолюбского и его сообщника.
– Да, - согласился Шелестов, - поскольку здесь проходит след.
– Больно?
– спросил участливо Петренко.
– Немного. Видно, ушиб.
– А ну дайте я пощупаю, а вы говорите, где больно, - предложил лейтенант.
Шелестов не возражал и вытянул вперед ногу.
Петренко опустился на колени, прощупал ногу в голени, а когда дошел до ступни, Шелестов дернулся и едва не вскрикнул.
Петренко посмотрел на майора, на лице которого отразилась боль, и сказал не совсем уверенно:
– Возможно, вывих, вам надо разуться.
Майор закивал головой.
И уже более уверенно Петренко распорядился:
– Надюша! Давайте сюда санитарную сумку, я быстренько разведу огонь.
Пока Эверстова отвязывала с нарт сумку, а Петренко подбирал сухие сучья и поленья, майор еще раз попытался стать на левую ногу и опять, ощутив боль, сел на нарты.
"Черт бы побрал эту яму, - в сердцах подумал он.
– Этого сейчас только и не хватало. Хорошо еще, что Грицько и Надюша не навалились на меня со своими оленями и нартами. Совсем была бы каша".
Несколько минут спустя вблизи огня костра Петренко уже осторожно держал в обеих руках разутую ногу майора.
– Да, вывих... Определенно вывих. Видите, уже опухоль, - говорил он, ощупывая больное место.
– Вывих в щиколотке. Неприятно, но не страшная вещь. Со мной это не раз приключалось, когда прыгал на лыжах с трамплина. Я уже имею кое-какой опыт в этом отношении. Дайте-ка, Надюша, вазелин, - и тут Петренко без предупреждения сильно дернул на себя ногу майора, заставив его вскрикнуть, вновь ощупал, намазал вазелином и стал делать массаж.
– Ну, как теперь?
– спросил он майора немного погодя.
– Лучше, товарищ Грицько, - ответил Шелестов и облегченно вздохнул. Определенно лучше. Я никак не ожидал, что вы мастер на все руки.
– Уж прямо и мастер, - возразил лейтенант, смущенный похвалой.
– А вы считаете себя хорошим?
– с улыбкой спросила Эверстова, довольная тем, что молодой лейтенант оказался таким энергичным и расторопным.
– А разве я так сказал?
– еще больше смутился Петренко.
Шелестов и Эверстова впервые после памятной ночи рассмеялись.
– Но учтите, Роман Лукич, - продолжал лейтенант.
– Опухоль увеличится и, пожалуй, продержится два-три дня.
– Чувствую, чувствую, - согласился Шелестов.
– Она, эта опухоль, нужна мне сейчас, как трамвайный билет.
Теперь рассмеялся Петренко.
Ступать на левую ногу майор теперь не мог, а поэтому прыгал на правой. На больную ногу Петренко наложил компресс, а так как с компрессом нога не входила в торбаз, то последний пришлось разрезать в подъеме. Когда торбаз водворили на ногу, Петренко обмотал его своей обмоткой.
Майору неудобно было сидеть на нартах в прежней позе, он не мог упираться обеими ногами, а упирался только правой. Поврежденную ногу он положил сверху, вытянув вперед.
– Не нога стала, а какая-то колода, - возмущался майор, пристраиваясь на нарты лейтенанта Петренко.
– Теперь вы, Грицько, поедете головным и постарайтесь быть внимательнее меня. Если и вы еще свернетесь в какую-нибудь яму, то нам не догнать Белолюбского.
– Догоним, куда они от нас денутся, - уверенно сказал Петренко, осматривая упряжку оленей и нарты, на которых ехал ранее майор.
Молодой лейтенант был очень доволен тем, что Шелестов поручил ему идти головным.
"Действительно, надо глядеть в оба", - рассуждал он, проверяя, как закреплен груз на нартах и не вывалится ли что по пути после такой встряски.
– Трогайте, трогайте. Зимний день короток, - поторапливал его Шелестов.
– Сейчас, товарищ майор, - отозвался Петренко, оседлал нарты и, подражая майору, гикнул на оленей.
Те взяли с места крупной рысью.
А примерно через час передняя упряжка, управляемая Петренко, внезапно встала. Олени майора не смогли сдержать бега и вскочили передними ногами на задок нарт лейтенанта.
– Что случилось? В чем дело?
Петренко легко соскочил с нарт и взял винтовку на изготовку.
– Ночевали они здесь. Видите?
– показал он на виднеющиеся на снегу остатки костра, хвойный настил и отпечатки человеческих ног.
Майор внимательно осмотрел местность. Она была здесь дикой, угрюмой.
– А ну-ка, Таас Бас, ищи... ищи чужого...
– отдал он команду собаке.
Таас Бас забегал, принюхиваясь к запахам, оставленным чужими людьми. Эти запахи ему уже были знакомы - и вызывали у него приступы озлобления. Шерсть на загривке Таас Баса приподнялась. Он остановился на мгновение у перегоревшего костра, потянул носом и решительно бросился на запад, по следу, оставленному нартами.