Следы на снегу
Шрифт:
Гарри, заметивший погоню, подобрал полы дохи и прибавил ходу.
Когда расстояние сократилось метров до тридцати, Петренко дал выстрел из пистолета и крикнул:
– Стой! Стой!
Гарри побежал еще быстрее. Ему следовало сбросить с себя тяжелую, длиннополую доху майора, которая, конечно, его стесняла, но он, видимо, не догадался этого сделать, а может быть рассчитывал на свои силы и, как бывает часто, переоценил их.
Уйти от молодого, тренированного и бегущего почти раздетым лейтенанта было трудно.
Гарри, как понимал Петренко, пытался поскорее достигнуть станции, рассчитывая, видно, оторваться от преследования и затеряться среди железнодорожных составов на путях. А лейтенант хотел во что бы то ни стало лишить его этой возможности и, напрягаясь, все приближался к нему.
"Я бы на его месте остановился и послал мне навстречу одну-две пули, - подумал Петренко.
– Неужели он без оружия?"
Но вот расстояние сократилось шагов до пяти. Гарри понял, что ему не уйти. Он уже давно так не бегал и сейчас, задыхаясь, пожалел, что не сбросил вовремя эту тяжелую доху, которая его теперь погубила. Видя безвыходность своего положения, Гарри решился на уловку и, не сдерживая бега, бросился на шпалы и растянулся. Он хотел, чтобы преследующий его споткнулся и упал, и тогда можно было бы еще померяться с ним силами.
Как Гарри рассчитывал, так и произошло. Петренко наткнулся на него с ходу и потерял почву под ногами. Но одного не мог предвидеть Гарри. Налетев на него, Петренко угодил со страшной силой носком торбаза в глаз Гарри. Тот, готовый уже вскочить, повалился на бок и потерял сознание.
С лейтенантом же ничего особенного не произошло. Зацепившись ногой, он перекувырнулся через голову, отлетев на добрый десяток метров, и тут же, вскочив на ноги, увидел неподвижно лежащего Гарри.
Достав из кармана фонарик и держа наготове пистолет, Петренко приблизился к лежащему.
"Куда же я его стукнул?
– спросил он себя, посвечивая фонариком.
– Не иначе, как в голову. А в общем, сейчас не время в этом разбираться".
Петренко достал наручники, и через секунду щелкнули браслеты.
*
* *
Стоял яркий, солнечный воскресный день. Такие дни частыми гостями в этих краях бывают лишь с приближением весны. Снег отдавал такой ослепительной белизной, так ярко мерцал под косыми лучами солнца, что надо было или прищуривать глаза, смотря на него, или же надевать очки с предохранительными стеклами.
"Газик-вездеход" мчался по накатанной и расчищенной автомагистрали, побрякивая цепями на задних скатах, и сейчас легко, на второй скорости преодолевал крутизну хребта Холодникан.
Сдав пойманного диверсанта на руки специальному конвою, майор Шелестов и лейтенант Петренко возвращались в Якутск.
В "газике", обитом фанерой и обтянутом брезентом, было, конечно, теплее, чем снаружи.
За рулем сидел Шелестов.
– Вот как оно бывает в жизни, дорогой товарищ Грицько, - проговорил он, уже в который раз вспоминая все детали ночи с пятницы на субботу.
– А ведь я, слава богу, не новичок, не первый год работаю и не первый раз встречаюсь с глазу на глаз с врагами. Правильно, оказывается, говорит пословица: "Век живи, век учись".
– Да...
– протянул Петренко.
– А я вот сейчас думаю, как бы поступил я на вашем месте. Я бы...
– Тут нечего и думать, - прервал его Шелестов.
– Надо было, убедившись, что это Гарри (а я был убежден в этом), наставить ему в лоб пистолет прямо в коридоре, и делу конец. Без всяких церемоний.
– Пожалуй, верно, - согласился Петренко и добавил: - И идти нам надо было вдвоем. Тут бы он ничего не придумал и даже не попытался бы.
– Тоже правильно, - заметил Шелестов.
– Ваше счастье, - заговорил опять Петренко, - что он ограничился только этими двумя ударами. Хорошо, что он не воспользовался ножом. Ведь могло быть хуже.
– Хуже некуда, - крутнул головой Шелестов.
– Я еще никогда за свою жизнь не попадал в такой просак. Подумать только, как можно опростоволоситься. Буду докладывать полковнику, так он еще, чего доброго, не поверит.
Петренко усмехнулся.
– А к чему такая щепетильная честность?
– Что, что?
– спросил майор и покосил глазами на лейтенанта.
Тот продолжил свою мысль:
– По-моему, не обязательно докладывать полковнику все детали. Важно что? Важно то, что приказ его выполнен, и Гарри пойман. Я бы на вашем месте...
– и Петренко умолк, почувствовав на себе твердый взгляд суровых глаз майора.
– Вы что это, серьезно?
– холодно спросил Шелестов и даже сбавил ход машины, которая уже достигла перевала.
Петренко смутился и не сразу ответил. Он не видел ничего порочного в том, что сказал. Ему очень не хотелось, чтобы майор Шелестов, которого он полюбил, с которого брал пример, у которого учился, как стать настоящим разведчиком, получил из-за своей откровенности какую-нибудь неприятность. Но врать было противно натуре лейтенанта, а потому он ответил:
– Конечно, серьезно, Роман Лукич. Что вы находите в этом плохого? Дело-то от этого уже не пострадает!
Шелестов выдержал паузу, о чем-то раздумывая, и сказал:
– Так вот что, товарищ лейтенант. Запомните: если мне будут предлагать вас в подчиненные, я откажусь. И знаете почему?
Петренко вспыхнул.
– Знаю, товарищ майор. Простите меня. Я ведь от чистого сердца. Я по-дружески предложил. Я никогда в жизни никого не обманывал. Верите?
– Хочется верить, - ответил Шелестов.
– И не желал бы в вас разочаровываться. В любом деле, а в нашем особенно, ложь недопустима. Как мне ни неприятно, но я честно расскажу и полковнику Грохотову и всем товарищам о своей ошибке. Моя ошибка послужит уроком для остальных. А кто таит и прячет от коллектива свои ошибки, тот рано или поздно не удержится и от прямого обмана. Поняли?
– Прекрасно понял.
– И еще запомните: прежде всего долг, а потом уже все... и дружба.
– Согласен, товарищ майор.
– На словах согласны, а в душе?
– Тоже, Роман Лукич.
– Хорошо, - одобрил майор, и глаза его потеплели.
– Теперь я не откажусь от вас, товарищ Грицько. И мы вместе еще не одного врага выловим...
Преодолев перевал, "газик" на тормозах стал спускаться вниз по врезающейся в таежный массив автомагистрали.