Следы на снегу

Брянцев Георгий Михайлович

Ведь в самом деле, жизнь его была не легкой. Все время приходилось приспосабливаться к обстоятельствам, к "духу времени", к людям, унижаться, просить, ловчиться. В редкие моменты удавалось говорить открыто, по душам, о том, что тебя волнует, мучает, угнетает, что тебе нравится и что ты ненавидишь. Родился он в Восточной Сибири незадолго до революции в семье материально обеспеченного инженера Поваляева. Его нарекли Александром в память его деда по матери, видного адвоката. И уж очень скоро начались для Александра жизненные невзгоды. Других они как-то обходили, миновали, а на него валились, как шишки на бедного Макара. Отец умер в первые годы советской власти, а когда

точно, Александр даже не помнит, как не помнит он и самого отца. Мать его ничего не умела делать, да и не хотела. Она была избалована жизнью и твердо верила в скорый и неминуемый крах советской власти. Но советская власть держалась. Сбережения погибли. Надо было работать. Александр же учился, а мать не умела работать. Она изворачивалась, как могла, продавала и обменивала вещи, но это не было выходом из положения. Подчас приходилось очень туго.

Но вот началась новая эра. Появилась отдушина. Советская власть ввела нэп. Мать сказала по этому поводу: "Так постепенно все обернется к старому. Дай-то бог. Немного осталось терпеть, Саша".

Появились иностранные концессии. И мать Саши, которой нельзя было отказать в практичности и сообразительности, поступила, как считает Александр, очень правильно, сойдясь и связав свою дальнейшую жизнь с одним из сотрудников концессии "Лена Гольдфилс" - англичанином Сплитом. Жизнь Саши и его матери резко переменилась: появились деньги, продукты, иностранные вещи.

Сплит до революции много раз бывал в России, знал русскую жизнь, любил общество, был сам гостеприимен. Александр и сейчас с удовольствием вспоминает широкий образ жизни, который ввел в их доме его отчим.

Сплиту нравился Александр. Александр был в восторге от Сплита. Сплит не раз говорил, что из парня может выйти толк, и это придавало уверенности Александру. Сплит часто и подолгу беседовал с Александром, рассказывал об Англии, о заграничных странах, о том, где и когда ему довелось бывать. Александр слушал отчима с упоением и готов был слушать его без конца.

Сплит вообще по натуре своей был весельчак и большой оптимист. Он был твердо убежден, что без английского оборудования, без английских специалистов немыслимо существование русской золотой промышленности. Он верил, что концессия "Лена Гольдфилс", глубоко пустив цепкие и разветвленные корни в недра Восточной Сибири, будет с каждым днем все более процветать. Он безапелляционно утверждал, что советская власть постепенно переродится, что социалистический эксперимент провалится, не выдержав испытания временем. Вышло, правда, несколько иначе, чем это думал Сплит. Вышло так, что коммунисты скоро смогли обходиться без чужих рук и без чужого оборудования. Концессия перестала существовать. Иностранцы убрались восвояси. Вынужден был уехать в Англию и Сплит, позабыв прихватить с собой свою новую жену - мать Александра.

Для Александра это явилось большим ударом. Опять все перевернулось вверх ногами. Намеченные планы сорвались. Надежды лопнули. Атмосфера довольства и благополучия, к которой он начал привыкать, развеялась, как дым на ветру.

Мечты о карьере, богатой жизни, поездке за границу рухнули подобно карточному домику.

И единственное, что осталось у Александра от Сплита, - это пренебрежительное отношение ко всему русскому и хорошее знание английского языка.

С переменой жизни все кругом стало серо, неинтересно и скучно.

А для матери Александра отъезд Сплита был еще большим ударом. Он ее окончательно выбил из колеи. Она впала в апатию, стала выпивать. Не будучи крепкого здоровья, она слегла и вскоре умерла.

Александр остался один.

В этих условиях от него потребовалось присутствие духа, и он был уверен, что проявил его. Впоследствии он часто похваливал себя за это, не замечая, что, собственно, нужно было благодарить других. Советские люди позаботились о нем, тогда еще несовершеннолетнем, помогли стать на ноги, получить образование за счет государства. Потом ему дали работу, хорошую и полезную, где он мог бы приобрести специальность. Но эта работа показалась ему неинтересной, а главное, малооплачиваемой. Такой уровень жизни не удовлетворял его. Ему удалось устроиться на складе кинофабрики, где он имел дело с дефицитными в то время материалами - пленкой, химикалиями, - и это пришлось очень кстати. Он быстро смекнул, в чем дело, и результатом этого явилось значительное улучшение материального положения. Он овладел фотоделом, приобрел по дешевке несколько фотоаппаратов и стал на дому выполнять частные заказы. Это тоже приносило приличные доходы.

У Александра к этому времени образовался большой круг знакомых среди артистов, видных советских работников. Он встречался с ними на домашних вечеринках, танцульках, загородных прогулках.

Но тут, к сожалению, с кинофабрики пришлось уйти. Туда нагрянула ревизия, и возникли разные неприятности. Александр еле-еле выкрутился. Потом он устроился переводчиком в систему "Интурист". Помогло хорошее знание английского языка, которому обучил его отчим Сплит.

В "Интуристе", правда, не было дефицитных материалов, но открылись другие возможности. Жить было можно и вполне прилично. Надо было только проявлять умение находить нужную линию и держаться за нее.

Частые поездки по стране приносили доходы. Среди иностранцев попадались интересные, яркие люди, похожие на Сплита. Они владели толстыми бумажниками, солидными кожаными чемоданами, изящными несессерами, разными элегантными безделушками. В их окружении порой забывалось, что ты находишься не за границей, а в Советском Союзе. От них перепадало и Александру. Он не брал "на чай", но охотно принимал "подарки".

В особенности хорошо отнесся к Александру уже немолодой турист англичанин мистер Эванс. Александр сопровождал его в поездках. Они беседовали на самые разнообразные темы и очень откровенно. Заинтересованный необычной биографией Александра, мистер Эванс увидел в нем "соотечественника" и несколько раз одаривал деньгами. А когда Эванс узнал, что в Англии проживает отчим Александра - Сплит, он вызвался во что бы то ни стало разыскать его и заинтересовать судьбой пасынка.

Мистер Эванс, несомненно, сыграл определенную роль в жизни Александра.

В откровенных беседах с Эвансом Александр много рассказывал о своих впечатлениях, вынесенных из поездок по Советскому Союзу, о людях, о новостройках, об изменениях, происходящих в окраинных республиках и в деревне.

Покидая Советский Союз, Эванс заверил Александра, что в самое ближайшее время жизнь его изменится в лучшую сторону, и оставил ему ценный подарок: чудный отрез на костюм, бритвенный прибор и кожаный чемодан.

Эванс, как оказалось, не бросал слов на ветер. Прошло не так уж много времени, и через "Торгсин" на имя Александра Поваляева стали регулярно поступать переводы довольно крупных сумм.

Эта неожиданная помощь сделала жизнь Александра совсем приятной. А вскоре переводы через "Торгсин" стали единственным источником его существования, так как Александр по неизвестным ему причинам попал под сокращение штатов и был уволен из "Интуриста". Александр был возмущен таким несправедливым, как он был уверен, к нему отношением.