Следы на снегу
Шрифт:
Ненастье с дождем и секущим мокрым снегом все не прекращалось, и, пока нам удалось-таки наконец снова развести огонь из мха, одного быка мы съели совсем сырым.
Должен сознаться, что тут я несколько упал духом. Все наши несчастья ненастье еще усугубило — три дня и три ночи подряд на мне не было сухой нитки. Когда же небо прояснилось и мы подсушили одежду над дымом костра, я попытался подобно моряку после шторма позабыть прошлые невзгоды; казалось, все снова пойдет по прежнему, хотя и довольно монотонному руслу.
Ни одна из наших нужд не сравнится по остроте с голодом, кроме жажды, а в походных условиях муки голода многократно
Еще одним неприятным следствием долгого поста становится исключительная трудность и болезненность отправления естественной надобности в первый раз после приема пищи; состояние это настолько ужасно, что только испытавшие его могут представить себе весь кошмар.
До сей поры в пути мы либо пировали, либо голодали. Бывало, поглощали чрезмерно много, иногда столько, сколько было необходимо, зачастую слишком мало, а чаще совсем ничего не ели. Не раз мы голодали по двое суток, дважды — по трое, а один раз — семь дней подряд, на протяжении которых во рту у нас не было ничего, кроме нескольких ягодок прошлогодней клюквы, кусочков старой кожи и жженых костей. В этих крайних случаях я часто наблюдал, как индейцы перебирали свой гардероб в поисках той части туалета, которой можно было пожертвовать, и выбирали то кусочек полусгнившей оленьей кожи, то пару старых мокасин, чтобы облегчить грызущий голод. И такое случается в обычной жизни индейцев нередко.
Глава третья
На месте удачной охоты на мускусных быков мы остались еще на день или два для отдыха и чтобы провялить немного мяса, после чего его легче станет нести и всегда можно будет без дополнительного приготовления употреблять в пищу.
Сушить мясо индейским способом очень просто — надо только разрезать постные куски на тонкие полоски и развесить их на солнце или у слабого огня. Можно потом еще растереть сушеное мясо между двумя камнями в порошок, тогда его станет еще удобнее нести.
Двадцать шестого июня мы возобновили продвижение на север и тридцатого дошли до реки под названием Катавачага [14] , впадающей в очень большое озеро Яткайед-Уой, или озеро Белого Снега.
Там мы увидели несколько типи индейцев, занятых добычей перекочевывающих на север оленей; они забивали животных, которые переплывали через реку, копьями с каноэ. Там же встретили и вождя, или «капитана», северных индейцев, по имени Килшайс: он вместе с небольшой группой сородичей нес пушнину в Форт Принца Уэльского.
14
По-видимому, имеется в виду впадающая в озеро Яткайед крупная река, носящая в настоящее время название Казан.
Когда Килшайс узнал о цели нашего путешествия, то вызвался доставить из крепости все, в чем мы нуждались, и пообещал присоединиться
Весьма любопытна церемония, разыгрывающаяся при встрече двух групп северных индейцев. Приблизившись друг к другу ярдов на двадцать, они останавливаются и садятся или ложатся, безмолвно застывая в таком положении на несколько минут. Наконец мужчина в годах, если такой есть в группе, нарушает молчание, начиная рассказывать встреченной группе о всех несчастьях, постигших его и его соплеменников со времени предыдущей встречи или с тех пор, как они в последний раз что-то слышали о другой группе. В этот скорбный перечень включаются также сообщения о смертях и невзгодах, постигших индейцев из других семейств, во всех известных оратору подробностях.
Когда первый кончает свой горестный рассказ, такой же старик из другой группы передает в свою очередь все известные ему плохие новости. Если в этом обмене новостями есть весть, хоть в малейшей степени задевающая кого-нибудь из присутствующих, то вскоре они начинают тяжело вздыхать и плакать, а потом и рыдать в голос. Тут к ним обычно присоединяются все взрослые обоих полов, и нередко можно видеть, как все — мужчины, женщины и дети — горько рыдают. Собственно, никогда во время этих «состязаний в плаче», как я их окрестил, не доводилось мне видеть, чтобы большая часть индейцев не поддержала стенаний и плача остальных, хотя совсем не у всех был на то свой повод — они плакали из сострадания к сотоварищам, видя их горе.
Когда утихали первые приступы скорби, обе группы сближались и перемешивались: мужчины с мужчинами и женщины с женщинами. Если у них был табак, то по рукам довольно долго гуляли трубки, и завязывался общий разговор. Так как со всеми плохими новостями было уже покончено, им ничего не оставалось, кроме как говорить о хорошем, настолько преобладавшем над дурным, что вскоре на всех лицах уже сияли радость и улыбки. Если встретившиеся не голодали, то тут часто начинался обмен небольшими съедобными подарками, порохом и пулями, разными мелочами — порой бескорыстно, но чаще из желания попробовать получить взамен больший подарок.
Развлечений у этих людей немного. Главное — стрельба в цель из лука. Еще одно спортивное занятие, называемое «хол», напоминает метание колец в цель, только здесь пользуются вместо колец заостренными с одного конца дубинками.
Время от времени индейцы забавляются танцами, исполняемыми только после наступления темноты. Однако, хотя эти люди представляют собой определенно особое племя, своей манеры танцевать у них, как ни странно, не выработалось, поэтому в редких случаях, когда нечто подобное предпринимается, они подражают или индейцам племени догриб [15] , или южным индейцам.
15
Догриб (собачьи ребра) — атапаскское племя, получившее такое название из-за бытовавшего у него в прошлом обычая наносить на щеки племенные знаки — параллельные полосы — «ребра». В настоящее время племя проживает в зоне северной тайги между Большим Невольничьим и Большим Медвежьим озерами. Численность — около 1,5 тыс. человек.