Следы на траве
Шрифт:
У скульпторов и рабочих не было никаких защитных "скачущих" полей: Лобанов ощущал их сосредоточенность, желание как можно лучше выполнить работу... Не было вдохновения, творческого азарта; однако никто не чувствовал себя особо угнетенным. Налаженная фабричная работа. Бунтари смирились. Все довольны тем, что сыты, обогреты и при деле.
Потом Лобанов смотрел живопись, бесконечно множащиеся, писанные с унылой фотографической дотошностью лица - жизнерадостные, румяные, улыбчивые... На картинах царила та же болезнь, что и в отделении скульптуры: стремление выдать сущее за должное, самим себе внушить, что жизнь лубочно проста и безмятежна...
Ласперо давал пояснения:
– В силу ряда причин, и прежде всего из-за Улья, Новый Асгард сейчас единственный обитаемый город на планете. Но, кроме него, существует, так сказать, рассеянное, кочующее население. И многие люди искусства, поддавшись ложной идее абсолютной свободы, предпочитают странствовать, терпеть голод, холод, страшные лишения, но не идти к нам. Порою мы вынуждены... э-э... транспортировать их сюда.
– А может быть, надо оставить их в покое?
– невинно спросил Валентин.
– Не судите о том, чего не понимаете!
– резко сказал Вотан.
– Вы знаете, в каком виде их доставляют сюда? Истощенные до полусмерти, обмороженные. Наркоманы, алкоголики, психопаты...
Ласперо кивком подтверждал каждое слово Вождя.
– В неизреченной милости своей Господь доверил нам этот скудный, обделенный благами мир!
– подал голос Магриби.
– Мы отвечаем на Вальхалле за каждое дыхание! Бросив на произвол судьбы сирых и заблудших, не уклонимся ли от Его предначертаний? Ибо сказано в послании апостола: "Кто говорит: "Я люблю Бога", а брата своего ненавидит, тот лжец".
– Почему же они все-таки удирают?
– Бродяги подобны детям! Увы, они не понимают, в чем их назначение...
– В чем же?
– В служении идеалам добра, в труде на общее благо!
– точно непонятливому ребенку, пояснил Ласперо.
– А разве на Земле не так? Разве у вас художники не чувствуют своих обязанностей перед народом, вскормившим их?..
– Чувствуют, но не знают принуждения.
– Значит, их сознательность выше. А у нас, если не проследить за творцами, начинают множиться произведения больные, ущербные, зовущие уйти от активной жизни, замкнуться в узколичном... Насилие, эротический бред, распад формы, подобный гниению трупа! И в результате...
– Что в результате?
– Улей!
– отрубил Вотан.
– Да, Улей!
Магриби деликатно добавил:
– Искусство, не служащее любви и Богу, вырождается неизбежно. И что же остается обществу, если не разгул грубых наслаждений, коим нечего уже противопоставить?!
Валентину не хотелось никому возражать, но он все же не удержался:
– По-вашему, собранные здесь скульптуры и картины принесут кому-нибудь возвышенное наслаждение?..
– А почему нет?
– засовывая руки в карманы, осклабился Вождь. Только извращенцу могут не понравиться яркие краски, здоровые тела!..
Опустив голову, Лобанов шагал к дверям, над которыми сверкала рекламной яркостью красок грандиозная, во всю стену фреска, изображавшая счастливое будущее Вальхаллы: клансмен, художник в синем халате и бывший трутень со шрамами от электродов обнялись на фоне пышных тортовых роз.
XVI
За оранжереями и коровниками, за слепыми, обнесенными колючей проволокой и асфальтом бараками трутней, за более опрятным, но также охраняемым "общежитием" бывших бродяг; за кирпичным пеналом птицефермы, у подножия вентиляционных башен подземного завода открывался с откоса вид на реку.
Вотан словно подрос, величественно стоя на верхней площадке просторной бетонной лестницы. Как только Вождь сделал первый шаг по ступеням, внизу хрипло закричали трубы.
– Вам исключительно повезло, достойный брат!
– шептал в затылок Лобанову Ласперо.
– Не так уж часто бывает настоящий Божий Суд. Последний раз - не менее чем полтораста дней назад, когда отец Глен Айвар тягался со старшим сыном Кассини из колена строителей дорог...
Чуть отставая от деревянно-прямой спины Вотана, отрешенно глядя на пасмурный горизонт, спускался к реке Магриби. Если Вождь только навесил поверх свистящего металлизированного плаща золотую цепь с нагрудным знаком, то Отец-Вдохновитель переоделся полностью. Лиловое бархатное облачение до пят напоминало Валентину католических патеров. ("Уж не мог себе справить красную кардинальскую мантию, раз он тут глава церкви!") Довершая сходство, голову Магриби покрывала круглая лиловая шапочка.
У берега лестница расходилась надвое. В развилке высилось цементное изваяние рыцаря в латах, явно сделанное наспех: цемент обвалился с панцирного бедра, оголив ржавые прутья...
После осмотра мастерских вся сановная компания вошла в столовую, где был уже накрыт обильный цветами, зеленью, яствами стол и возле столов торчали навытяжку дрессированные трутни в ливреях.
Едва заставив себя выпить рюмку после первого тоста и проглотить несколько кусков, Валентин настоятельно попросил о встрече с Суаресом... Вотан подозвал адъютанта, забегали гвардейцы. Прошло не менее двадцати минут, пока сообщили, что Суареса в Доме Семьи нет, вот-вот начнется его дуэль с гвардейцем Зилле и на примирение противники не согласны...
На речном льду был обнесен канатом с разноцветными флажками квадрат. На нем могли бы выстроиться в каре все войска клана, но вместо этого сиротливо чернели по углам, на концах диагонали, два мотоцикла с колясками. Двое рослых мужчин в красных комбинезонах прохаживались перед своими машинами. Подойдя ближе, Валентин различил на дуэлянтах шлемы, закрывавшие уши и шею, и красные же нагрудники наподобие панцирей. Прозрачные щитки забрал торчали вперед.
Вдоль канатов деловито сновали распорядители, также в касках и доспехах. Отцы "Стального ветра", блестя плащами и биноклями, расположились на скамьях, стоявших в несколько рядов вдоль понтона, вмерзшего в лед под самой лестницей. Должно быть, "летом" продолжительностью в две трети земного года - понтон служил пристанью, ибо с него свисали бревна и шины грузовиков.
Лобанов лишний раз заметил, как строго блюдут в Новом Асгарде разделение по степеням родства. Отцы не смешивались со старшими сыновьями в каскетках и металлизированных куртках. Те, разбросанные кучками по обоим берегам или бродившие вокруг поля, в свою очередь, сторонились солдат. Пятнистые, точно ящерицы, младшие сыновья клана каймой сбились вдоль откосов и опушки фиолетового бора за рекой. Дряхлые старики тоже носили ту или иную форму. Отдельно сгрудились коричневолицые, скуластые, низкорослые клансмены с узкими глазами - из азиатского "колена Рамы", отдельно - негры и мулаты, "дети колена Лоа...".