Следы на траве
Шрифт:
– Наверное, они еще помнят то время, когда здесь было... много пищи, - сказала Урсула, придя в себя.
– А потом изголодались. Обычно они на живых не нападают...
– Этот, пожалуй, и сам не нападет, и другим отсоветует!
– засмеялся разведчик.
Честно говоря, смех был наигранный, для спутницы, чтобы не ударилась в истерику, как не раз она хотела сделать. "Курортная бухта" отдавала кошмаром. Валентин, весьма чуткий к ноосферным конденсатам, вдруг почувствовал вокруг себя скрытое страдание: боль от ран и ожогов, ужас людей, похороненных под развалинами, предсмертное отчаяние многих тысяч... Когда же это произошло? Двадцать, тридцать лет назад? Кто отдал приказ о бомбардировке, может быть, - ракетном обстреле?
...Ах, как старался на прощание Магриби!
– Слабый ручеек нашей колонии берет свое начало в полноводном океане земного человечества, - вещал, расхаживая по дворцовому полу, пылкий Отец-Вдохновитель.
– Пути Вальхаллы и Земли по воле Господней разошлись полностью... Принципы любви и равенства, внушенные Христом и столь полно воплощенные на вашей цветущей родине, оказались непригодными для нашего мира. Мы - воины в крестовом походе, и потому обычай наш суров. Не подумайте, что я ропщу! Ибо сказано: "Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю..." Мысль моя и сердечная забота - о заблудших...
– Магриби жестом мольбы протянул руки к Валентину.
– Просим вас, сударь, и в вашем лице священную для нас мать-Землю...
– Магриби вздохнул поглубже для эффектного слова "под занавес".
– Просим помочь нам в богоугодном деле исцеления больных, гибнущих братьев!
– Как вы себе это представляете?
– спросил Лобанов.
– Я должен помочь вам проникнуть сквозь силовую оболочку Улья?
– Ну, не сами, конечно... не сейчас...
– Магриби простер руки к Валентину и крикнул рыдающим голосом: - Будьте нашим защитником там, на Земле! Предстательствуйте за несчастных! Убедите своих правителей, народ свой, чтобы они открыли нам путь к обиталищу потерянных душ.
"Вообще недурно, - подумал Валентин, - Станция Проникновения отправляет в Улей вооруженных до зубов, надравшихся для храбрости спирту молодцев из "Стального ветра". Трогательное сотрудничество..."
– Нет, это невозможно, - как можно мягче, но категорически сказал Лобанов.
Ласперо снял очки, потер наболевшую переносицу: "Вот и все, достойные братья". Без очков он казался совсем домашним - этакий морской волк в семейном кругу. Вотан, пристроившийся на груде подушек в углу под персидскими коврами, только переложил длинные ноги в хромовых сапогах. Лицо его, с припухшими веками, осталось безразличным. Состояние выдали пальцы, судорожно смявшие жестяную банку из-под пива.
– Мне жаль вас огорчать, но... Даже если бы я встал на вашу сторону я заранее знаю, как ответит... мой народ.
– Но почему? За что?! Вы хотите смерти трутням? Правильно! Пускай издохнут, они же для вас неполноценные существа!..
– не в силах больше сохранять маску, зарычал Ласперо.
– Это в а м они кажутся неполноценными, - уверенно ответил Валентин.
– Вызволив трутней, вы никогда их не сделаете равноправными. Будете находить все новые поводы, чтобы ваш "Стальной ветер" оставался высшей кастой. Простите меня... но я боюсь, что вы ни за что не откажетесь от своих привилегий...
– Каких привилегий?!
– забрызгал слюной Целитель Душ.
– Да стоит нам отправиться в Улей, и мы станем там кем угодно! Наполеонами,
– Для чувства собственного достоинства, - устав щадить, сказал Лобанов.
– Ваша гордость - в том, что у вас р е а л ь н а я власть. И вы ее никому не отдадите и ни на что не променяете. Вы штурмуете Улей и ловите бродяг лишь с одной целью: создать настоящее иерархическое государство, с аристократами и плебеями... Вам дороги ваши мундиры, мантии, ордена, кодекс чести, Хартия, Божий Суд, степени родства, а равенство вы презираете, как выдумку слабых, хотя на словах и преклоняетесь перед ним...
Ласперо бросился возражать, опровергать, но Руф Вотан жестом принудил его к молчанию.
– Вы понятливы, - сказал Вотан и левым глазом подмигнул разведчику. Я с вами спорить не буду. У нас говорят - понятливые долго не живут... Шучу, конечно!
Они вышли из дворца и остановились перед фасадом Дома Семьи, под статуей архангела с мечом, широким, как лопата. Отцы-патриархи держали руки у козырьков, и ветер от Валентинова антиграва трепал плащи. Расставание по всей форме.
С высоты открылась сухая прямоугольная планировка верхнего Нового Асгарда; среди однообразных заснеженных кровель - провалы площадей с обязательными "вдохновляющими" статуями. Чахлый городской парк был обнесен гладкой стеной, исписанной двухметровыми буквами призывов и лозунгов; такие же литеры, железные, в облупившейся краске, выстраивались по краям крыш, слагая изречения Безымянного Вождя. Делая вираж над низиной, где кладбищенскими прямыми линиями вытянулись казармы младших братьев, Лобанов думал: ведь все, что он сегодня сказал им, отцы клана уже не раз слышали. Возможно, они это слышали семь раз. Первым был Исаев. С ним, вероятно, тоже попрощались торжественно, "на уровне послов". А потом... Для скафандра высшей защиты, вероятно, хватило одного тяжелого снаряда. Исаев, Перекрест, Эйхенбаум, Хаддам, Стенли... Кокон Уве практически неуязвим. Что с ним сделали? Что?..
Заветный вопрос Валентин патриархам так и не задал, поскольку знал после гибели Суареса, каким будет ответ.
Они ни за что не признаются, что ведут охоту за проникателями, пришельцами с Земли. Что истребили уже семерых и с такой же целью стреляли по Валентину, выходившему из Улья. О, тут наверняка не было никакой "ошибки" - следящие приборы подсказали, что защитный кокон снят, и разведчика пытались взять живьем - дурманным газом, ловчей сетью... Зачем? На допрос? Пыткой выбить какие-то сведения? Но мы же ничего не скрываем!..
Они не скажут, что случилось с Бьернсоном. И "скачущее" энергетическое поле будет равнодушно трещать, скрывая их мысли.
Если Бьернсон не погиб под Новым Асгардом, когда на него сбросили водородную бомбу, - а он скорее всего не погиб, - куда он мог направиться? Не искать ли Вольную Деревню, слухи о которой вполне могли дойти до Уве? Сказочный город добра и справедливости, во всем противоположный угрюмой столице "Стального ветра"?
Надо отработать и этот вариант. Но прежде - по биоизлучению найти на просторах окаменелого наста Урсулу. Все-таки добавочные сведения. А может быть, не только потому хочется ее видеть?..
Перед входом в здание Валентину пришлось обнять Урсулу за плечи: такая дрожь била женщину, прямо зубы стучали. Трупов или костей кругом не было - то ли их превратил в пыль атомный жар, то ли позднее растаскали крыланы и прочая милая вальхалльская живность, - но ощущение мертвечины, массовой бойни усиливалось с каждым шагом. "Концентрация смерти", подумал Валентин. Это как плотное, тяжелое газовое облако над старинным химическим заводом. Никакой ветер не развеет... Обнимая и ведя Урсулу, Лобанов был вынужден снять с себя кокон, стиснуть его до размеров горошины в нагрудном блоке, где лежал абсолют-аккумулятор, и теперь чувствовал себя открытым всякому злу...