Следы Сиятельного. Белоцветье
Шрифт:
Физическая оболочка, эфирное тело, душа. Одно в другом и все вместе. Душа живет в сердце человека, являясь сосудом его святой силы. Вокруг души, на уровне эфирного тела, находится оболочка, которую зовут магическим источником, отделяющим одаренных магией от неодаренных. И душа, и магический источник на физическом уровне находятся в сердце человека.
Разрозненные воспоминания и знания выстраивались в единый ряд, создавая целостную картину. Человек развивает тело, душу и источник, по отдельности. Это отличительная черта всех разумных созданий. Даже у гоблинов, живущих в локациях с низким уровнем плотности маны, принципы развития
Ядро у монстров – это катализатор их развития. Мана скапливается, очищается, а эфирное тело начинает впитывать в себя стихийные эссенции, которые затем в сжиженном состоянии скапливаются в ядре монстра, наделяя того возможностью использовать стихийную магию. Матильда рассказывала, что видела, как маги господина Аренсо поглощали стихийную эссенцию из ядер монстров, таким образом делая свою связь со стихией сильнее.
Сколько дней прошло? Я сбился после третьего. Наказующий Цацарин дважды в сутки приносил воду в специальной баночке на длинной палке. Бред, вера, палящее солнце и ненавистная школа перед глазами. Жалел ли я о своей попытке убить Рентона? Нет! Даже если умру, я сделал то, что должен был! Ошибкой было то, как глупо и открыто я поступил.
Беспамятство. Я дышал, направлял ману в сердце, закручивая ее, но стоило сбиться с ритма дыхания, как чувства вихря в груди пропадало. Снова. Снова. И снова. Тысячи. Десятки тысяч раз, пока сознание не покидало меня. Цацарин будил, давая выпить ровно столько, чтоб я не помер.
– Семь дней на столбе продержался, живчик! Ну? Будешь просить тебя прикончить?
Не было сил на споры. Я даже и не думал о том, что все закончится одной лишь просьбой. Смерть?! Пока есть хотя бы один из миллиарда шанс выжить, я буду бороться.
Наказующий не сдавался.
– Фарун. Так звали раба, пытавшегося сбежать после убийства отца-настоятеля в церкви восемь лет назад, – он смотрел на меня, довольно скалясь. – Господин запретил убивать его на десятый день, когда тот уже молил о смерти. Птицы-стервятники здорово его потрепали. Я знал, он не жилец! Но рабам нужен был пример гнева господина. Следующие двенадцать дней мы были неразлучны! Я обработал его раны, не давая умереть слишком быстро. Поил, как тебя, не давая шапочке блаженного упасть с головы. Фарун продержался двадцать два дня и семь часов.
– Тут нет птиц, – прохрипел я.
– Так октябрь на носу! Не сезон. Тебе повезло, что сейчас стервятников нет.
Цацарин ушел, растворившись в ночи. Скручивать, сжимать, дышать. Как правильно медитировать?! Я заметил, что, если скапливать в теле слишком много маны, она начинает причинять боль такой силы, что выдергивает меня из беспамятства. Поэтому я поддерживал вихрь вокруг сердца, будто водя пальцем по кругу в водной глади. Она скручивалась, создавая маленький водоворот в центре. Снова, снова и снова. В один ритм с дыханием и сердцебиением.
На десятую ночь, когда я так ослаб, что уже не мог поднять голову, просто вися на столбе, пришел мистер Джа.
– Да, вот так! Смотри на меня! Я хочу видеть твои муки! Видеть, как жизнь покидает твое тело!
– Зачем… кхе-кхе… – слова давались большим трудом. – Зачем?
– Зачем? Я всем сердцем ненавижу таких людей, как ты!
Лицо дьякона исказила гримаса ненависти. Гордыня, самодовольство, безнаказанность. Все это читалось во взгляде Джа.
– Почему бог даровал такой ум несмышленому ребенку?! А не мне, тому, кто верно служит ему душой и телом! Я молился больше других! Постиг все аскезы, прошел путь паломника, познал тайные писания и сам продал свою свободу тому, кто проповедует его дело! Но господь всегда выбирает таких уродцев, как ты! В каждом поколении! В каждом чертовом поколении выводка потомственных находится такой нечестивец, как ты, думающий, что он знает слово господне лучше дьякона, посвященного в свой сан! Слабый, хилый, но с изворотливым умом!
– Зависть? И вы зовете себя священником, отказавшимся от личных желаний?
– Ты! – взревел дьякон. – Да как ты смеешь сомневаться в моем пути служения Ахенди!
Удалось сглотнуть всего раз. Слюны, да и другой жидкости не осталось.
– Обманывайте себя сколько хотите, мистер Джа. Вы служите себе, а не богу.
– Я… я убью тебя! – глаза священника горели безумием.
– Вперед, мистер Джа. Я не против забрать вашу жизнь с собой.
Если уж наказующий не смеет меня убивать, боясь гнева господина, то священник и подавно не осмелится. Мистер Джа несколько секунд гневно смотрел на меня, не двигаясь с места.
– Неплохо! Пожалуй, я буду смотреть, как ты медленно умираешь на этом столбе.
– Гордыня.
– Ты!
– Вас даже презирать не надо. Вы и так ничтожество, хуже некуда, мистер Джа.
Несколько секунд Джа шумно дышал, сжимая и разжимая кулаки. Он ушел, вернувшись глубокой ночью с главным наказующим поселка, и попросил завтра провести мою публичную казнь перед всеми рабами в поселке. Ему отказали, сославшись на то, что детей никогда, ни при каких условиях казнить не будут. У псоглавов чести и моральных принципов оказалось куда больше, чем я мог представить.
В следующие три дня мне становилось все хуже и хуже. Дьякон часто приходил и смотрел на меня с довольной улыбкой. Только на третьи сутки я наконец понял, что он договорился Цацарином, младшим наказующим, и тот подмешивал в воду какую-то отраву. До шести лет я могу видеть только названия предметов. Того же модуля здоровья у моего интерфейса нет, поэтому наличие яда я никак не смог бы заметить. И он этим воспользовался!
В полдень, после урока религии в школе, дьякон снова пришел ко мне и начал молча рассматривать.
– Зачем? Ваша поруганная гордость требует таких мер?
– Оу! Так тебе стало страшно, и ты решил поговорить? Знаешь, все вы, рабы, оказавшись на краю гибели, показываете свою истинную натуру. Слабую! Хрупкую! Человеческую природу! Которая нуждается в вере! Всем нужен бог! Даже такому отродью, как ты!
– За вас все еще говорит ваша гордыня, мистер Джа.
Дъякон сдержался, а я уже не мог вымолвить и слова. Яд медленно убивал меня.
– Завтра ты сдохнешь! Отродье!
Когда стало совсем плохо, я заставлял себя дышать, вдыхая, как загнанная лошадь. Я хочу жить! Я хочу жить! Я хочу жить! Расплескалась вода, принесенная наказующим Цацарином. После третьей попытки напоить меня он сдался, понимая, что мне и впрямь мало осталось. Дыши! Дыши!