Следы со свастикой
Шрифт:
Автоматчики вышли из палаты.
Двух или трех власовцев они, похоже, пристрелили. Остальные шевелились, стонали. Грузно поднялся и сел на кровати мужчина в рваной пижаме с забинтованной головой. Он сжал ладонями виски, стал раскачиваться.
В палату вкатился хромой врач, стал наезжать, изливать поток слов. Он вспотел, через слово покашливал. Ханна, стоявшая сзади, стала переводить, но Брагин отмахнулся. Мол, и так все ясно.
– Марецкий, убери этого мужика, только без грубостей.
Пожилого доктора сменил взволнованный лейтенант Красной армии. Он вошел в палату, небрежно отдал честь и как-то сморщился,
– Старший лейтенант Гомулов, товарищ майор. Вторая рота отдельного девяносто шестого полка НКВД по охране тыла действующей армии.
– Кто отдал приказ расстреливать раненых?
– Так, товарищ майор, это же предатели… – Гомулов замялся.
Судя по его лицу, он не вполне понимал, с чем связан приказ прекратить экзекуцию.
– Думаете, они наших раненых не стали бы расстреливать? Это же фашистские прихлебатели, туда им и дорога.
– Кто конкретно отдал приказ ликвидировать пациентов госпиталя?
– Не было такого приказа, товарищ майор. – Гомулов побледнел. – Нам сообщили, что по данному адресу находятся изменники советского государства, и мы выдвинулись, чтобы их нейтрализовать. Я не понимаю, товарищ майор!.. В городе проводится операция по выявлению и ликвидации вооруженных групп противника и их прихвостней.
– Ты видел здесь кого-то с оружием? Если это звери, значит, и мы такими же будем? Что-нибудь слышал про социалистическую законность? Мы не с местью пришли, не орда с Востока. Так многие считают, и вы это наглядно подтверждаете. Все по закону и приказу, уяснили? Вы персонал до смерти напугали. Он-то в чем виноват?
– Так что нам делать, товарищ майор? Оставить в покое этих сволочей и просто уйти? Знаете, при всем уважении и почтении…
– Да чихал я на твое уважение! Мертвых унести в морг, персоналу продолжать работу! Никаких запугиваний и издевательств! Вы не полицаи, а бойцы Красной армии! Выставить посты на улице и в коридоре, контролировать, что происходит в палатах, но в работу медиков не вмешиваться. Доложить начальству о произошедшем. Можете упомянуть мое имя, мне плевать. Будет приказ ликвидировать пациентов, тогда и действуйте. Никакого самоуправства! Вседозволенность почувствовали. Я ясно выразился?
– Так точно, товарищ майор! – Бледный лейтенант вытянулся по струнке.
– Смотри, Гомулов, проверю. Иди.
– Слушаюсь! – Лейтенант убежал, придерживая кобуру, стучащую по бедру.
– Как это правильно, – пробормотал Андрей Марецкий. – Сперва всех вылечим, а потом расстреляем. Мы же такие великодушные!
– По закону все должно быть, – огрызнулся Брагин. – Либо по приказу командования.
– Я все понимаю, товарищ майор. Не стоит, конечно, расстреливать безоружных раненых.
– А я не согласен, – проворчал Коломиец. – Будем тратить на них время, средства, отвлекать медицину от более важных дел. Это же мрази, они жить не должны.
«Ну да, и не таких кончали, – подумал Влад. – Впрочем, в тех случаях составляли хотя бы расстрельные списки».
– Спасибо вам, гражданин майор, – проговорил мужчина с забинтованной головой.
У него были мутные глаза, щеки и подбородок обросли щетиной.
– Да пошел ты со своим спасибо! – резко выплюнул Брагин и вышел из палаты.
Может, в чем-то Влад наивен, но всегда считал, что все должно происходить по закону. И неважно,
В мрачном расположении духа майор забрался в кузов. У всех паршиво было на душе. Люди отворачивались, уходили в задумчивость.
– Вы правильно сделали, товарищ майор, – негромко проговорила Франтишкова. – Даже в тюрьмах преступников, приговоренных к смерти, не отправляют на казнь, если они тяжело больны. Мы понимаем, что в армии Власова служат предатели. Это так и есть. Они изменили Советскому Союзу, своему народу, повернули штыки против коммунистической партии. Мы тоже коммунисты. Но поймите и нас. У нас немного другое отношение к РОА и генералу Буняченко. Не важно, чего он хотел добиться, когда приказывал своим солдатам идти на Прагу. Еще немного, и нацисты потопили бы восстание в крови, погибли бы десятки тысяч людей. Мы с вами, скорее всего, не разговаривали бы. Но пришла неожиданная помощь. Мы были растеряны, не знали, как к этому относиться. Власовцы ничего не требовали взамен. Я вам больше скажу. Когда генерал Буняченко отдавал приказ идти на Прагу, он уже знал, что американские войска сюда не придут, что Паттон со своей армией дальше Пльзеня не двинется, однако пошел нас выручать. Его солдаты дрались без принуждения, охотно шли в бой против своих недавних хозяев.
– Вы предлагаете мне покопаться в душе русского предателя? – осведомился Брагин. – Я не желаю этого делать.
– Я просто хочу сказать, что мир не так однозначен, как многие считают. Это не только черное и белое. В нем хватает оттенков. Люди делают зло, потом в них просыпается что-то хорошее – возможно, это связано с совестью, – и в финале своей жизни они совершают добрые поступки.
«А она точно коммунистка? – раздраженно подумал Брагин. – Даже если и так, то все равно мягкотелая женщина, что с нее взять? Здесь Европа, все иначе».
Увы, майор Брагин жил в мире, где не было оттенков. Здесь – друзья, здесь – враги, которые должны быть уничтожены, но по закону.
Глава 3
Нужное здание, как и первое, располагалось в глубине квартала, на второй линии от Подбежецкой улицы. Во двор вела гулкая подворотня. Стены, как и в Советском Союзе, были расписаны неприличными словами.
За спиной остались широкая дорога, по которой на восток двигалась танковая колонна, плиточный тротуар, афишная тумба, на которой еще висели обрывки нацистских плакатов, призывающих стоять плечом к плечу в священной борьбе против мирового еврейства и коммунизма. Машина осталась на Подбежецкой улице.
Уже там в мозг майора стали поступать подозрительные импульсы. В подворотне они усилились. Интуиция взывала к разуму. Мурашки поползли по коже, а в желудке становилось пусто.
Почему он выжил в этой войне? Да именно потому, что прислушивался к интуиции.
Подворотня была глубокой и темной. В конце тоннеля виднелся свет, зеленели деревья, окружившие искомое здание.
Странное чувство не покидало майора. Он остановил свою группу, приказал рассредоточиться вдоль стен.
Дальше Влад отправился один, но воздержался от выхода во двор. Ему словно бочку надели на голову. Звуки, доносившиеся с улицы, стали глухими. Во дворе было пусто и тихо. Он прижался к стене в пяти метрах от выхода во двор. Нужный дом закрыли деревья. Брагин колебался.