Следы ведут в Караташ
Шрифт:
Настал долгожданный миг — самолет американской авиакомпании доставил их в столицу солнечной Мексики. Еще несколько дней, и экспедиция, захватив с собой лишь необходимое: приборы, инструменты, книги, — двинулась в путь. Хаузен рассчитывал самое большее на месяц, от силы — на полтора. И это с учетом всех трудностей, которые могли им повстречаться в условиях горной местности...
Но прошло три месяца, а они все так же далеки от цели, как и в самом начале работ. Позавчера уехал Стриттмайер, сославшись на сильную лихорадку; сегодня вечером о возвращении в Мехико
Хаузен сел на камень у воды. Болела голова. Во рту было горько и вязко от пачки сигарет, выкуренной за одну ночь. А пальцы на руках были липкими и холодными — так случалось в минуты сильной слабости после тяжелой болезни. Вообще-то у Хаузена пошаливало сердце, и вчера, уже после отъезда Стриттмайера, он потерял сознание, когда остался один в раскопе: упал, ободрал себе щеку — хорошо еще, что Лоусон об этом не узнал... На его счастье, пошел дождь — он очнулся еще до того, как хватились в лагере, с трудом доковылял до палатки. Там в аптечке был шприц. Он сделал инъекцию и крепко заснул, а на следующее утро все пришло в норму, только слегка кружилась голова. И царапину на щеке Лоусон не заметил — теперь-то Хаузен знал почему: он ходил и бредил о возвращении...
В лунном свете за крайней палаткой выросла зыбкая тень.
— Хозяин, эй, хозяин! — позвал осторожный голос.
Хаузен узнал долговязого мексиканца, того самого, что неделю тому назад уехал в долину на свадьбу — он числил его в бегах.
— Ты где же пропадал? — строго спросил Хаузен.
— Там я был, там, — неопределенно махнул рукой мексиканец, старательно выговаривая не привычные для него английские слова.
— Ничего не понимаю, — буркнул Хаузен и сунул в рот потухшую сигарету. — Иди спать. Утром поговорим...
Но мексиканец не уходил. Неужели хозяину так трудно выслушать его до конца?.. Это очень, очень важно. Он должен рассказать все сейчас же, потому что, может быть, через час будет уже поздно.
— Хорошо, — сказал Хаузен.
Ему все равно не хотелось спать. Он пошел и разбудил переводчика.
Мексиканец говорил быстро, возбужденно жестикулируя. С грехом пополам удалось узнать, что в деревеньке, где состоялась свадьба, умирает девяностолетний старик, хранитель родового амулета, унаследованного еще от древних майя... Может быть, он знает что-нибудь о пещере Натанаро? Во всяком случае старожилы в один голос утверждают, что это именно так.
Хаузен приказал седлать коней.
Дорога в горах была разбита — кони скользили, испуганно косясь на глубокие пропасти, обрывавшиеся слева почти у самых копыт...
Вся ночь прошла в пути.
К утру они выехали в широкую долину, кое-где пересеченную оврагами с переброшенными через них узкими деревянными мостками. Причудливые кактусы то тут, то там словно вырастали из-под земли. Клубки змей на серых камнях стремительно разворачивались при появлении путников.
После четырех часов утомительной дороги Хаузен и сопровождавший его мексиканец остановили коней у высокого каменного забора, в щелях которого
Мексиканец, не спешиваясь, громко постучал кулаком в деревянные ворота. Во дворе лениво забрехал пес. Кто-то вышел из дома, прикрикнул на пса, и тот, тихонько позвякивая цепью, убрался в дальний конец двора. Ворота сухо хрустнули и отворились наружу, выпуская широкоплечего высокого детину, обросшего рыжей бородой...
Нервно подергивая щекой, мексиканец подмигнул ему:
— Привет, Педро!
Незнакомец не ответил. Тяжелый взгляд его задержался на подбородке Хаузена и пополз вниз.
Мексиканец опять заговорил, показывая на горы и на хозяина, Педро внимательно слушал и молча кивал в ответ. Потом мексиканец снова подмигнул ему — Педро прищелкнул языком и шире распахнул ворота.
Хаузен въехал на широкий, чисто подметенный двор.
Они шли цепочкой: впереди Педро с суковатой палкой в руке, за ним Хаузен, за Хаузеном — трое рабочих. Лоусон сбежал-таки, пока Хаузен был в отлучке...
Хмурый Педро ориентировался на местности, как у себя во дворе. Он был внуком умирающего старика, и дед не без сожаления отдал ему дощечку с замысловатыми культовыми значками. Но таинственные знаки не смущали Педро — видимо, он читал их совершенно свободно.
Немало удивился Хаузен и тому, что шли они в противоположную от лагеря сторону. Но тут же вспомнил, как в бытность свою студентом принимал участие в экспедиции на Ла Венте, что на границе штата Табаско, — там тоже встречались длинные подземные коридоры, плутавшие где-то в стороне и совсем неожиданно после целого ряда затейливых поворотов и тупиков выводившие в широкие залы-храмы.
И действительно скоро Педро остановился перед небольшим леском, за которым возвышалась покатая стена, покрытая пышным зеленым мхом, а местами проросшая голубоватой плесенью.
— Здесь, — коротко сказал Педро и ударил палкой у своих ног.
Но под ногами его ничего примечательного не было. И вокруг ничего примечательного не было. Они стояли на ровном желтом плато, на котором чернели покатые гранитные глыбы — по этой ложбине когда-то спускался ледник.
— Здесь, — повторил Педро.
Хаузен посмотрел на него с недоверием. Но замкнутое рыжеволосое лицо Педро ничего не выражало — оно было так же неприступно, как и час тому назад, когда они только еще карабкались на это каменистое плато.
Хаузен отрицательно покачал головой. Подобие улыбки скользнуло по губам мексиканца. Он бросил под ноги палку и обеими руками взялся за лежавший поблизости крупный валун. Камень крепко врос в землю. Педро расшевелил его, но не смог приподнять. Он выпрямился и раздраженно пнул его носком грубого башмака.
— Камень, — произнес Педро.
И Хаузен понял его. Рабочие вырезали в леске два шеста. Шесты подвели под валун. Он хрустнул, будто отрываясь от крепких корней, и неожиданно легко подался в сторону. Но под камнем ничего не было.