Следы ведут в Караташ
Шрифт:
Дорога немного успокоила его. А здесь, в шуме вечно спешащей толпы, в грохоте поездов подземной железной дороги, он наконец-то окончательно обрел былое равновесие.
Миллионера Крамера знали все. Он покровительствовал художникам. Огромное здание Музея абстрактного искусства было выстроено по его проекту и на его средства. Здание это размещалось в самом центре города. Земельный участок был приобретен за баснословную цену, несколько домов в добром старинном английском стиле было снесено, и на их месте за три-четыре месяца выросло это неуклюжее сооружение. Здание с острыми углами
Винтообразная лестница вела во второй зал, где была щедро представлена современная скульптура: замысловатые железобетонные, жестяные и проволочные конструкции. Были здесь и глиняные скульптуры — несовершенные бледные создания, порожденные отходящей стариной.
Впрочем, построив Музей современного абстрактного искусства, сам Крамер вовсе не был его горячим поклонником. Благообразный седой старик с белой эспаньолкой, в черной бархатной шапочке и такой же бархатной визитке с глубокими карманами на груди и по бокам, — он был человеком очень спокойным и рассудительным. На создание Музея абстрактного искусства его толкнули эксцентричные дочери.
Крамер любил старину, и кабинет его на Третьей авеню похож был на лавку древностей, описанную Диккенсом в его бессмертном романе. Огромная светлая комната была так плотно заставлена всевозможными редкими вещами, что посетитель буквально не знал, куда же ему поставить ногу, чтобы не попрать какую-нибудь историческую реликвию.
Мебель — самая разнообразная, начиная с неуклюжих, грубо обитых медными пластинами кресел времен первых Меровингов и кончая тонкими и элегантными работами лучших мастеров второй половины восемнадцатого века. На стенах пестрели ковры, увешанные богатейшей коллекцией старинного оружия, по углам стояли фигуры воинов в полном боевом снаряжении — в кольчугах, в шлемах, со щитами в руках... Редкое собрание старинных монет говорило еще об одном страстном увлечении хозяина дома.
Но самым большим сокровищем Крамера была, конечно, библиотека, разместившаяся в большом зале, выходящем окнами на тихую боковую улочку. Стеллажи из полированного ореха и красного дерева тянулись от пола до потолка. Сквозь тонкие стекла смутно проступали толстые тома книг, переплетенных в тисненую желтую и темно-коричневую кожу. В специальных ящиках хранились рукописи: несколько египетских папирусов, пергамент, первая бумага, изготовленная в Китае. Здесь были и редкие книги из Индии, и глиняные таблички, привезенные с раскопок в районе Ниневии, столицы древнего Вавилона.
В библиотеке Крамер держал также наиболее ценные и редкие экземпляры из своей коллекции: очень древнюю статуэтку танцующего Шивы, каменный топор, череп неандертальца и рядом — восстановленный по черепу слепок его лица; засушенную голову египетской мумии и мраморное изваяние обнаженной женщины из Афин.
Крамер мог часами просиживать в библиотеке над какой-нибудь ветхой рукописью, хотя, кроме английского, знал только немецкий и чуть-чуть французский, но сам вид рукописи, запах чего-то старого неизменно возбуждал в нем целую гамму приятных ощущений.
Страсть Крамера граничила с болезнью. Каждое лето он совершал далекие путешествия — то в Индию, то в Китай, то в Грецию.
О находках доктора Хаузена Крамеру сообщил по телефону мистер Хэмпи, управляющий его заводами на северо-западе. Сначала Крамер не понял — ну и что? Хэмпи не следует забывать о своих делах, а доктором Хаузеном он займется сам. Крамер терпеть не мог, когда вмешивались в вопросы коллекционирования — это тонкое дело, и дилетанты всегда что-нибудь перепутают. Но Хэмпи настаивал. Находка доктора Хаузена далеко не так невинна, как может показаться на первый взгляд. И заинтересован в свидании с Хаузеном не только Крамер.
— Вы, трезвый человек, верите этой абракадабре? — удивился Крамер.
— Верю, — сказал Хэмпи. — Верю и сейчас же вылетаю в Нью-Йорк...
— Доктор Хаузен, — доложил секретарь, переступая порог кабинета.
— Просите...
Крамер отложил лупу, с трудом разогнулся над книгой. Неприятно покалывало в пояснице.
Он встал, прошелся вдоль стеллажей с поблескивающими корешками книг. У каждой книги была своя история, и все эти истории Крамер помнил так же хорошо, как и наиболее интересные события собственной жизни. Ведь добрая половина его жизни — та, что оставалась свободной от заводов, пушек, ракетных двигателей, тягачей, подводных лодок, — так или иначе была связана с поисками и находками все тех же книг.
Вошел доктор Хаузен, остановился у порога.
Крамер улыбнулся:
— Рад, очень рад, коллега. Вы позволите называть вас так? Ведь и я в некотором роде...
Он быстро приблизился и крепко встряхнул руку археолога.
— Счастлив приветствовать вас. Открытия в Сьерра-Мадре — это целая эпоха, и я с удовольствием присоединяюсь к восторженным похвалам, которые расточает в ваш адрес наша пресса...
— Что вы, что вы! — возразил Хаузен. — Право, вы несколько преувеличиваете...
Непринужденно беседуя, они прошли в глубь кабинета. Указав Хаузену на кресло, Крамер выдвинул один из ящичков обширного письменного стола.
— Надеюсь, рюмка коньяку не помешает нашей беседе?
— С удовольствием, — сказал Хаузен.
Крамер налил себе и археологу.
— За удачу.
Они выпили.
— Ну, рассказывайте, — удобнее располагаясь в кресле, добродушно проговорил Крамер. — Вы напрасно не обратились ко мне сразу: я бы финансировал экспедицию...
«Черта с два!» — подумал Хаузен.
Крамер что-то скрывал, и это не нравилось археологу. Не похоже, чтобы речь шла о расширении работ в Сьерра-Мадре. Крамеру нужно другое. Что?..
Миллионер слушал его молча, полуприкрыв старческие веки — у него было светлое лицо благочестивого пастора. Иногда он спрашивал:
— Еще коньяку?..
Хаузен чувствовал, что пьянеет, — все-таки он очень ослаб в горах...
Крамер расплывался в полумраке.
— Чудесный коньяк, не правда ли? — доносился откуда-то издалека его поскрипывающий голос.