Слэм
Шрифт:
— Мы пойдем погуляем с ним? — спросила мама.
— Да, хорошо бы, — ответил я.
— Тогда я схожу в туалет. В сотый раз сегодня.
Она подняла Руфа и передала его мне через стол. Мама сидела у окна, на кухонном стуле, и я не мог разглядеть ее как следует. Но когда она отодвинула стул и встала, я обнаружил, что у нее под джемпером — футбольный мяч.
— Мама! — воскликнул я. — Что это ты?..
И запнулся. Это был не футбольный мяч. Никакого мяча у мамы под джемпером не было. Моя мама была беременна.
Я издал звук:
— Упс!
— Знаю, — сказала она. — Я сегодня толстовато выгляжу.
Не помню, как я прожил
Мы положили ребенка в такой особый рюкзачок, который носишь спереди, а не сзади. Нес его я, потому что мама не могла, и, думаю, еще и потому, что это был мой ребенок, а не ее, и у меня от него вся грудь вспотела, а он спал себе. Мы пошли в парк и там ходили кругами вокруг маленького озерца, и я не пытался ничего сказать, так что по большей части мы молчали, но мама время от времени задавала мне вопрос. Например: «Как у вас сейчас с Алисией, ладите?», или «Нетрудно это — жить в чужом доме?», или «Ты уже думаешь о том, чем заниматься на следующем курсе?», а я отвечал на все «Нормально», «Не так уж и страшно» или «Не знаю». Мне представлялось, что это те слова, которые я могу сказать, зная ответ или нет. Мы зашли выпить по чашке чая, а потом я — извините, мы, если считать Руфа за отдельную личность, — провожал маму домой. Я не зашел с ней. А то бы захотел там остаться.
Назад я возвращался по берегу Нью-Ривер, а парень сидел на скамейке, в одной руке держа сигарету, а другой катая взад-вперед коляску.
— Привет, — сказал он.
— Привет.
— Я Жилль, — напомнил он. — Виделись на курсах по уходу за...
Никогда в жизни я его не встречал. Он был довольно крутого вида, в клевом прикиде, немного меня постарше.
— Ты больше туда не вернулся, правда?
— Думаю, нет.
Дурацкий ответ. Я понял это, как только произнес его. Уж я-то должен знать, вернулся я или не вернулся куда-то! Даже если я там еще ни разу не бывал...
— Кто у вас? — спросил он, кивнув в сторону Руфа.
— Мальчик.
— Как зовут?
— Ох, — сказал я. — Это сложно.
Этот ответ мне самому нравился не слишком, но вдаваться в весь этот кошмар с Руфом мне тоже не хотелось.
Он с удивлением посмотрел на меня, но решил не повторять вопроса.
— А у вас? — спросил я.
— Да, мальчик, Йошу. Ну и как?
— Сам знаешь.
— Да, — ответил он. — А можно спросить кое-что? Твоя-то... ну, подруга твоя — она счастлива?
— Да, — сказал я. — Выглядит отлично.
— Везет людям.
— Да.
— А моя — ужасно, — сказал он.
— Ох...
— Кричит все время. Пальцем к ней не притронься.
— Ох...
— Я не о сексе, — пояснил он. — Знаешь, я вообще не... После кое-чего.
— Нет?
— Она как будто не хочет, чтобы я ее обнимал. Как ледышка. Я даже не знаю, хочет ли она ребенка брать на руки, между нами говоря.
— Вот как, — ответил я.
— Сил моих нет, честно скажу. Сам не знаю, что делать.
— Ух ты!
Я не думал, что мог бы что-то ему по-настоящему посоветовать, даже если бы я не был так растерян. Вот если бы мне было лет пятьдесят, тогда я мог бы что-то дельное сказать этому парню о его проблемах.
— Напиши письмо в журнал, — предложил я.
— Чего-чего?
— Ну, знаешь, в женский журнал какой-нибудь.
Я иногда заглядывал на страницу писем читателей в женском журнале, который выписывала моя мама. Это было все равно что подсматривать за чужим сексом.
На него это не произвело впечатления.
— Мне нужно срочно...
— Такие журналы выходят раз в месяц. Сейчас середина месяца, и, если напишешь быстро, получишь ответ уже в следующем номере.
— Да. Спасибо.
— Все пучком. Нам пора, — сказал я. — До свидания.
Я видел, что он хочет еще поговорить, но я уже отошел.
Днем и вечером не случилось ничего важного. Мы ели все вместе, Алисия, ее родители и я. А потом смотрели телевизор, пока Руф спал. Я делал вид, что меня ужас как занимают передачи, но на самом деле я не имел представления о том, что смотрю. Я просто сидел, и тосковал по дому, и мне было грустно, и жалко себя. Даже если я вернусь к своей прежней жизни, она продлится недолго. Я включу мобильник, прочитаю сообщение о том, что меньше чем через год у меня родится ребенок, и мне придется жить с людьми, которых я и не знаю и не особенно хорошо к которым отношусь. Я хотел, чтобы меня вернули в то время, когда я знать не знал никакой Алисии и вообще не интересовался сексом. Если Тони Хоук сделает так, чтобы мне опять было одиннадцать, я больше ни во что такое не вляпаюсь. Я стану христианином или кем-нибудь в этом роде из тех, кто никогда ничего подобного не сделает. Я считал, что они сумасшедшие, но это ведь не так, правда? Они знают, что делают. Им не приходится смотреть телевизор с чужими мамой и папой. Они смотрят телевизор у себя дома, в своей комнате.
В десять мы пошли спать, но не выключили свет, потому что Алисии надо было покормить Руфа. Когда она закончила, она попросила меня переменить ему подгузник.
— Мне? Ему?
— Опять дурачишься?
— Нет, — сказал я. — Извини. Это было, знаешь... Теперь я понял, что ты права.
Подойдя к ребенку, я услышал звук, похожий на то, как йогурт вытекает из дырочки в упаковке.
— Блин, что это?
Алисия рассмеялась, но я действительно не понимал.
— Хорошо поработали, молодой человек!
Я не сразу, но понял, что скрывалось за ее словами. Звук выливающегося йогурта — это был музыкальный номер какающего Руфа.
Я взял его на руки и направился к ванной.
— Куда ты?
Я не знал, куда иду. Я просто шел. Шел и шел.
— Я просто...
Но достойный ответ не приходил мне в голову.
— Ты уверен, что с тобой все в порядке?
— Конечно.
Я был уверен, но это никак не объясняло, куда я иду. Я застыл на месте.
— У нас есть подгузники?
Внезапно я заметил, что в торце кровати Алисии стоит старый ящик с игрушками. Когда я в последний раз был в этой комнате, он был забит всякой всячиной, в которую она играла, когда была маленькой. Сейчас там лежало что-то вроде поролонового матрасика, рядом на полу валялись мешочки с подгузниками и коробочки с влажными салфетками вроде той, которой воспользовалась та негритянка в «Макдоналдсе».
Руф спал. Веки выглядели опухшими, будто он был горьким пьяницей. Я расстегнул кнопочки на комбинезоне, опустил ножки и ослабил тесемку по краям подгузника, как делала та девушка. А потом... Вас, наверное, достало объяснение, как меняют подгузники. А если так, я и не собираюсь вас учить. Суть в том, что я сделал это, ничего особенно не перепутав. Не могу вспомнить, когда в последний раз был так собой доволен. Может, когда впервые переспал с Алисией. Что забавно, если задуматься. В первый раз я был горд собой, переспав с ней. А второй раз — сделав кое-что с тем, кто получился вследствие того, что я переспал с ней.