Слэм
Шрифт:
— Да нет, ничего такого, — пошел на попятный я. Но не то чтобы совсем ничего. Я хотел дать ей понять, что за один раз я ее простил бы, но за остальные десять или сколько там лет — нет.
— Сходишь со мной, поговоришь об этом кое с кем?
— Не знаю.
— Почему не знаешь?
— Не знаю, не знаю... Что говорить обо всем этом сейчас.
— Конечно, я понимаю, что ты не знаешь. Потому и надо устроить семейный совет. Некоторые вещи надо выразить вслух, чтобы их осознать. Я имею в виду, что твой папа тоже придет. Сейчас он уже не такой твердолобый, как раньше. Кэрол заставила его сходить кое к кому, когда оказалось, что у них не может быть детей. Я поищу на работе... Чем
И она обняла меня. Меня простили за то, что я сбежал из дому, потому что не мог пережить развода родителей. Это хорошо! А плохо, что мне придется говорить с посторонним человеком о чувствах, которых я и не испытываю вовсе, а притворщик из меня хреновый. И еще: моя мама до сих пор не знает истинной причины бегства в Гастингс, и я не могу придумать, как сообщить ей об этом.
Мама пошла на работу и взяла с меня слово, что я никуда не уйду. Я и не собирался никуда двигаться, а хотел сидеть дома и смотреть телепрограммы судьи Джуди и «Дело и безделье» весь день. Однако понимал, что должен пойти домой к Алисии и посмотреть, что там и как. Я мог бы позвонить ей с домашнего телефона, но что-то меня останавливало. Думаю, это была мысль о том, что она бросит трубку, а я останусь стоять, как дурак, перед своим аппаратом, открывая и закрывая рот. Если смотришь глаза в глаза, то, по крайней мере, чувствуешь, что ты живой человек. А с телефоном ты представляешь собой только открывающийся и закрывающийся рот.
Мой план заключался в том, чтобы доехать на автобусе до дома Алисии — первая фаза — и спрятаться в кустах — вторая фаза, — чтобы разведать, что там происходит — третья фаза. Однако в моем плане обнаружилось два изъяна:
1) Там нет кустов.
2) Собственно, что я там собирался разведать?
Мне представлялось, что меня не было несколько месяцев и что Алисия должна уже расхаживать с внушительным брюшком — или Алисия больше уже не в положении? Но на самом-то деле меня не было всего полтора дня, и, когда я ее увидел, она выглядела точь-в-точь как тогда, когда мы встретились в «Старбакс» и собирались пойти покупать тест. Я был несколько обескуражен. Ну и потом, никому, думаю, не идет на пользу, если тебя забросят в будущее. Я жил в двух временных измерениях одновременно.
Поскольку кустов рядом не было, я занял пост у фонаря возле ее дома. Это был плохой наблюдательный пункт, потому что существовал только один способ спрятаться — прижаться к фонарю спиной и затылком и стоять неподвижно. Поэтому я, конечно, не мог разглядеть ничего, кроме дома напротив, а это было здание, расположенное через дорогу от дома Алисии. Что я вообще здесь делаю? Одиннадцать утра, Алисия, должно быть, в школе. А если не в школе, то в квартире. А если она даже выйдет из дому, то парадного я не вижу, и, следовательно, не увижу ее. А потом вдруг Кроль прошел мимо со своей доской. Я попытался от него спрятаться, но он меня заметил, и, значит, скрываться дальше было уж совсем глупо.
— От кого хоронишься? — спросил он.
— А... привет, Кроль.
Он с грохотом уронил свою доску на асфальт.
— Рука друга не нужна?
— Рука?
— Мне делать нечего. Могу помочь тебе. Поиграть в прятки с тобой или найти кого?
— Может, где-то в другом месте. А то тут за фонарем мало места для двоих.
— Верно. А от кого мы прячемся?
— Мы не хотим, чтобы люди из дома нас увидели.
— Верно. Клево. А почему нам просто не отправиться домой. Там они нас точно не увидят!
— А почему бы тебе не пойти домой, Кроль?
— Не надо так. Я же понимаю, когда я не в тему.
Если бы Кроль понимал, когда он не в тему, он бы уже жил в Австралии. Но это не его вина, что я сбежал от беременной подруги и что у меня не хватает смелости постучать в ее дверь.
— Извини, Кроль. Я просто думаю, что лучше мне проделать все это самому.
— Ага. Ты прав. Я все равно не понимал, что это мы делаем.
И он отправился своей дорогой.
Когда Кроль ушел, я изменил тактику. Я переместился на другую сторону фонарного столба и прижался к ней всем телом. Теперь я хорошо просматривался из окна их гостиной, и если бы там кто-то был или захотел бы выйти и поговорить со мной, у него появилась такая возможность. Итак, вторая фаза моего плана подошла к концу, оставалась третья фаза — однако я побрел к автобусной остановке. Я провел остаток дня за просмотром передач судьи Джуди и «Дела и безделья», за поеданием всякого пищевого мусора, за который заплатил из денег, предназначавшихся на обустройство в Гастингсе. Хорошо все-таки у себя дома. Я сберег остаток от сорока фунтов, и теперь смогу, когда хочу, покупать себе чипсы.
Как раз к тому моменту, когда мама пришла с работы, я понял, что таращиться на окна Алисии, прислонясь к фонарному столбу, явно недостаточно. Надо постучать в ее дверь и спросить, беременна ли она, и как она поживает, и как ее родители. И таким образом вступить в следующую стадию моей жизни.
Но я этого все еще опасался. Я видел, на что эта следующая стадия похожа, и мне она совсем не понравилась. Если я буду сидеть дома и пялиться в телик, эта новая жизнь никогда не наступит.
9
Пару дней так и было, и я чувствовал себя могучим волшебником. Я сумел остановить время! Сначала я был осторожен: не выходил из дому, не подходил к телефону и сам никому особенно не звонил. Я сказал маме, что прихватил в том поганом отеле какой-то вирус и немного покашливаю, и она разрешила мне не ходить в школу. Я ел тосты и придумывал новую футболку для Тони Хоука. После своего возвращения я с ним еще не говорил. Я был на него несколько обижен. Я не хотел возвращаться туда, куда он послал меня после последней нашей беседы.
На третий день в дверь позвонили, и я открыл. Мама иногда покупает разные разности на Amazon, и, поскольку это Интернет-магазин, нам приходится или по субботам ходить на склад, или ждать посыльного оттуда.
Но это не был посыльный. Это была Алисия.
— Привет, — сказала она.
А потом она начала плакать. Я ничего не мог с этим поделать. Я не ответил на приветствие, не предложил ей войти, даже не прикоснулся к ней. Я думал о телефоне, лежащем на дне моря, и о том, как все происходящее напоминает мне SMS-ки, поступающие одна за другой.
В конце концов я очнулся. Я затянул ее в квартиру, посадил за кухонный стол, спросил, не хочет ли она чая. Она кивнула, все еще плача.
— Извини, — сказал я.
— Ты меня ненавидишь?
— Нет, — ответил я. — Нет, ну что ты! За что мне тебя ненавидеть?
— Куда ты уехал?
— В Гастингс.
— Почему ты не звонил мне?
— Я зашвырнул телефон на дно моря.
— Хочешь узнать результаты теста?
— Думаю, что и сам могу догадаться.
И даже сейчас, после того, как я сказал это, под ее плач, после того, как Алисия пришла ко мне домой, после того, как миллион разных знамений уже оповестил меня о дурных новостях, — даже после всего этого мое сердце не стало биться чаще. Потому что все равно оставался один шанс из триллиона, что она ответит мне: «А вот и нет» или «Нет, ничего не было». Еще не все было потеряно. Откуда мне знать, что она огорчена не нашим расставанием, не какой-нибудь ссорой своих родителей, а может, ее обидел какой-нибудь новый парень? Могло быть все что угодно.