Слэм
Шрифт:
Если бы он слушал то, что она говорит, а не только подсчитывал ее ошибки в английском, он бы стал нападать на маму. Ведь Консуэла пеняла именно на нее, что мама мало обо мне знает. Но папе было на это плевать. Иногда я представляю, что было бы со мной, если бы я уехал в Барнет и поселился там с папой. Стал бы я так же ненавидеть испанцев, как он? Вероятно, я не стал бы скейтером, потому что там не везде есть асфальт. И папа не стал бы заботиться о том, чтобы я рисовал. Так что я наверняка был бы хуже. Хотя, с другой стороны, я не познакомился бы с Алисией,
— То, что я испанка, — это проблема? — спросила Консуэла.
— Нет-нет, — отозвался папа. — Это просто очаровательно.
— Я давным-давно вышла замуж за англичанина. Я много-много лет живу здесь.
Папа состроил мне гримаску, не обращая на нее никакого внимания. Гримаска была замечательная, потому что она говорила: «Ну и почему же у тебя такой ужасный английский?» И сделать снова такую ужимку было очень трудно.
— Но пожалуйста... У Сэма много проблем, проблемы серьезные. Мы должны обсудить их за то время, что у нас есть.
Много-много проблем.
— Сэм, ты сказал, что у тебя и в школе проблемы.
— Да.
— Можешь рассказать о них?
— В действительности их нет.
И я опустил глаза. Проволынить этот час оказалось гораздо легче, чем я думал.
Наконец мы все трое решили пойти поесть и еще немного поболтать. Мы направились в кафе, заказали рис карри, и, пока ждали заказа, мама с папой начали все сначала.
— Ты считаешь эту беседу бесполезной?
— Да, — ответил я.
Это была чистая правда. Если бы у меня существовали проблемы в школе, если бы я переживал из-за того, что родители разошлись, — тогда это было бы наилучшее место для обсуждения их. Беда в том, что ничего подобного не имелось, и я не мог винить в этом ни Консуэлу, ни кого-то другого.
— А как насчет Алисии? — спросила мама.
— Кто такая Алисия? — насторожился папа.
— Девочка, с которой Сэм встречался. Похоже на то, что это первая девушка, с которой у него было всерьез. Так?
— Ну, допустим.
— А теперь вы не встречаетесь? — спросил папа.
— Не-а.
— Почему?
— Не знаю. Просто...
— Так нет ли связи?
— Какой связи?
— Сперва вы расстаетесь с Алисией, а потом ты сбегаешь в Гастингс.
— Не-а.
— Правда?
— Ну, знаешь...
— Вот! Вот оно! — закричал папа, и опять наехал на маму: — Ну и почему же ты не разобралась в этом раньше?
— Он не говорил, что одно вытекает из другого.
— Не говорил?! Он сказал «ну, знаешь...». Наконец-то он хоть что-то толковое произнес. На языке Сэма это значит: «Эта девушка меня всего измочалила, я не смог больше терпеть и сбежал».
— Это правда? — переспросила мама. — Именно это означает «ну, знаешь...» на языке Сэма?
— Да, допустим.
Я не чувствовал, что говорю неправду. По крайней мере, я говорил о человеке, который к этому причастен, в отличие от школы и их развода, которые ни при чем совершенно. Потому ощутил нечто вроде облегчения. Алисия реально меня измочалила, по-своему. И я в самом деле не мог больше терпеть.
— И чего ты хотел добиться тем, что сбежал? — спросил папа.
Разумный вопрос.
— Не хотел больше жить в Лондоне.
— Ну и как тебе Гастингс — хорошо там? — спросила мама.
— Ну... Не совсем. Я же вернулся. Я думал, будет неплохо.
— Нельзя уезжать из города каждый раз, когда тебя что-нибудь достанет, — изрек папа. — Так ты всю жизнь проведешь в разъездах. Сменишь кучу городов.
— Я чувствую себя виноватой, — сказала мама. — Я сама их познакомила. Не думала, что из-за этого будут неприятности.
— Но ты решил, что это поможет тебе? — спросил папа. — Уехать в Гастингс?
— Я знал, что там я ее не встречу.
— Так она здешняя?
— А откуда она, ты думал? — рассердилась мама. — Из Нью-Йорка? Как могут дети встречаться с кем-то, кто не местный?
— Не могу понять, что тут к чему, — произнес папа. — Я еще понимаю, если бы ты морду ей набил или что... Но...
— Ох как мило! — вспыхнула мама. — Это учит его обходительности, не правда ли?
— Я не хочу сказать, что это был бы правильный поступок. Я просто делаю предположение, которое хоть как-то понятно.
Он опять-таки был прав. Это было бы хоть более или менее вразумительно. Может, общедоступно.
— Люди совершают странные поступки, когда у них сердце разбито. Но тебе этого не понять.
— Ох, опять начинается.
— Твое сердце ведь не разбилось, когда мы расстались, ведь так? Ты не умирал от горя. И не исчезал. Разве что к своей подружке...
И все вернулось на круги своя.
Иногда слушать, как беседуют мои родители, все равно что сидеть на стадионе, где бегут трехкилометровый кросс. Они бегут по кругу, и опять, и опять по кругу, и каждый раз в какое-то мгновение пробегают прямо перед тобой, и ты действительно оказываешься рядом с ними. Но они исчезают за поворотом. Когда папа говорил о возможности дать Алисии в морду, он как будто перемахнул через заграждение и оказался прямо напротив меня. Но потом он вернулся на дорожку и побежал свой кросс дальше.
На следующий день я опять пошел в школу, но там ни с кем не говорил, никого не слушал и целый день не брал в руки ручки. Я просто сидел за партой, и какие-то вещи ворочались в моей голове — и у меня в животе.
Вот о чем я думал:
1) Вернугься в Гастингс.
2) Неважно, что раньше я уже был в Гастингсе. Я могу уехать куда угодно. В любой приморский город.
3) Как лучше назвать ребенка? (И потом, существует множество детских имен вроде Баки, Сандро, Рун, Пьер-Люк. Я мысленно перебирал список имен клевых скейтеров.) Я знал одну вещь из своего будущего: Руф — отстойное имя. И ничто не изменит моего мнения. Знаете, как в «Терминаторе» пытаются защитить нерожденное дитя, которое в один прекрасный день должно спасти мир? Ну так вот моя миссия — защитить мое нерожденное дитя от имени Руф.