Слепая любовь
Шрифт:
— Гордость ни при чем, Володя, — ответил Турецкий, — я другого боюсь. Ну, поговорю. Опишу все, как есть. А они, как два старых пердуна, полезут правду-матку качать! И что тогда? Могут?
— Еще как могут, — вздохнул Голованов. — Я другой вариант предложил бы. Надо как-то сделать, чтобы этот Роб, Боб, хрен в ступе, сюда прикатил. Заманить его. Вот вам и акт разоблачения. В таких ситуациях, Саш, руки на себя не накладывают, только злее становятся. И совсем уже взрослая девочка эта, я имею Юлию, как ее, Семеновну в виду, с характером. Плохим, другой разговор, но его не отнять.
— Сева, она не Семеновна, это дед ее Семен
— Сам же, я помню, назвал ее так.
— Ну, оговорился, не придирайся.
— Короче говоря, отсюда я и предлагаю исходить. Но с Меркуловым поговори, хуже не будет. А вдруг они сумеют все-таки понять друг друга? С папашей, дедом, я уже путаю, кто из них кто…
— Я тоже думаю, — как бы завершая разговор, сказал Филя, — что, если мы вывалим на Юльку весь компромат на Брентона, она, во-первых, ни одному нашему слову, ни одному доказательству — в этом ее состоянии — не поверит, а во-вторых, что гораздо хуже, может натворить неповторимых глупостей, от которых сама же первая и пострадает. Но это в том случае, господа, если она нам безразлична. Именно она, а не дело, которое мы вынуждены теперь поневоле доследовать.
— Филя прав. О ней надо думать. А Брентон — это… так, шелупонь… — поставил точку Турецкий.
Он был уверен, что не ошибается…
3
— Ты меня конечно же считаешь предателем? — полуутвердительным тоном спросил Меркулов.
— Не преувеличивай, Костя, — чуть скривился в усмешке Турецкий.
— Спасибо, благодетель, утешил. — Ирония так и лезла из каждого слова.
— Пока утешение исходит от вас… Нет от тебя одного, от ведомства. И я, как видишь, не ропщу. Да и на кого? Сам виноват.
— Ну вот, опять начинается самоедство, это… самобичевание. Хватит, не надо.
— Костя, ты не понял меня, я не для благостных разговоров о моем будущем решился побеспокоить тебя. И отнимаю твое драгоценное государственное время не для собственных жалоб. У меня дело. И очень серьезное, как нам представляется.
— Что за дело? Почему не знаю? — сразу серьезным тоном спросил Меркулов.
— Потому, Василий Иванович, что…
— Какой еще Василий Иванович? — Меркулов строго смотрел на Турецкого.
— Чапаев, разумеется, — без тени улыбки произнес Александр. — Это в его манере: Македонский? Почему не знаю?
— Господи, — выдохнул с некоторым облегчением Костя, — и что тебе с утра всякая дурь в голову лезет? Ты по делу, так давай! Не отвлекай… от дел… государственных.
— Профессора Осипова знаешь? Он говорил, что вы чуть ли не друзья детства.
— Это Семена, что ль? А кто его не знает? Конечно! А с ним что-то случилось?
— Нет, не с ним. Он тебе ничего не рассказывал про свою семью?
— Н-ну… виделись как-то. По-моему, нелады с внучкой, чего-то ссорятся… Обычные дела — старые, малые. У них же трагедия в семье.
— Да, я знаю. А сейчас у вас какие отношения? Насколько близкие?
— Слушай, Саня, — почти возмутился Меркулов, — что ж ты темнишь, как на допросе? И при чем здесь Семен и его как ее — Юлия?
— Костя, я должен знать точно, до какой степени я могу быть с тобой откровенен, потому и спрашиваю.
— Но ведь у нас с тобой, кажется… — Меркулов ошарашенными глазами посмотрел на Турецкого. — Или я все эти годы ошибался в тебе?
— Вопрос, как говорят ученые,
Костя от прямого взгляда Александра не то чтобы смешался, но будто сделал вид, что задумался, вспоминая какие-то подробности.
— Наверное, все-таки был разговор. Но как жалоба. Все мы, старики, любим пожаловаться на то, что молодежь нас не хочет понимать. И что тут нового? А вы что-то уже выяснили?
— Вот с этой целью я и пришел к тебе. Рассказать и посоветоваться. Потому что мы не хотим, как говорится, лишних инфарктов.
— Что, так плохо? — уже всерьез испугался Меркулов, и Турецкий понял: он в курсе.
— Как посмотреть…
— Рассказывай все, Саня, конечно! А если тебе надо, чтобы информация не просочилась к Семену, то можешь быть уверен…
— Точно могу?
— Креститься, что ли? — опешил Меркулов.
— Ты убежденный атеист, поэтому не надо. Но учти, если что, будет на твоей совести.
— Послушай, Саня, я тебя знаю сто лет, ты меня тоже, прекрати демагогию и рассказывай. Если ты действительно пришел за советом. А не просто поболтать, отнимая у меня время.
— Хорошо, слушай, но помни, я предупредил…
И Турецкий рассказал Меркулову о том, что они нарыли, взявшись выполнить просьбу известного юриста, и не по доброте душевной, а уступая его настойчивым просьбам и, разумеется, за определенную плату. Все, как положено. Есть договор, есть подписи. Но сейчас наступил такой момент, когда ситуация может выйти из-под контроля. Просто сбором информации, как предполагалось изначально, обойтись уже невозможно. Проблема оказалась куда более сложной, чем предполагали даже сыщики. Кстати, Костя наверняка слышал об операции по задержанию организаторов подпольного публичного дома, открытого в мастерских художников. Проводили МУР и Мосгорпрокуратура. Но всю предварительную работу проделала, да будет известно, именно «Глория», причем исключительно в рамках поручения господина Осипова. Произведены также отдельные задержания фигурантов дела и в межрайонном отделе вневедомственной охраны. Словом, крепко пошерстили «рабочий коллектив», так сказать, и клиентов заведения, среди которых оказался и один из депутатов Госдумы.
— Не может быть!.. — Костя едва не схватился за голову. — А при чем здесь?..
— Для этого я и пришел.
— Саня, я не могу поверить…
— Придется, — жестко ответил Александр. — Но мы с Володей Яковлевым, планируя эту операцию, заранее договорились, что внучку Осипова, как и мою Нинку…
Меркулов, раскрыв рот, растерянно уставился на Турецкого.
— Ты с ума сошел?! Ты что, и Нинку задействовал?
— Не волнуйся, с полного согласия жены и дочери. А как иначе мы могли раскрутить ту шушеру? Должны же были клюнуть? Вот и клюнули. А дальше — дело техники, мы ж все под контролем держали. И Юлия, внучка, сама не предполагая, нам в этом вопросе помогла. Поэтому их двоих мы вывели из дела еще до появления ОМОНа. Соответственно и улики убрали.