Слепая любовь
Шрифт:
— Господи, что ж это происходит?! — Вот тут Костя уже схватился за голову. — Но как Юлька, эта девочка, там оказалась, я ж ее помню, она?..
— Во-первых, давно не девочка, а чрезвычайно интересная внешне барышня, у которой уже имелась своя клиентура… Погоди! — Александр остановил Костю, готового, кажется, закричать, чтобы остановить этот бред. — Мы знаем, что она там оказалась не по своей воле. Там целый, как я вижу, комплекс условий — художники, интересное общество, напитки, веселые и богатые клиенты, масса удовольствий, которые однажды превращаются в… ну, и так далее, объяснять не стану, сам взрослый дядя. И все бы для нее благополучно закончилось, если бы… И это уже — во-вторых. Если бы, Костя, не остались на свободе старые связи, которые так просто заманчивую дичь не оставят. И если
— А как же вам удалось все это раскопать? Ведь какие-то две недели всего и прошло, как…
— Как что? — Турецкий увидел, что Костя нечаянно проговорился. Потрясение для него действительно было сильным. — Костя, я жду честного ответа.
— Жду, жду… — Меркулов помрачнел. Ну да, попался, конечно, и теперь не скроешь. — Ладно, — мрачно посмотрел он на Саню, — чего, правда, темнить? Мы ж с тобой не один пуд съели… этой самой… В общем, — вздохнул он, — это я ему и посоветовал обратиться именно к тебе. Когда вы с Ириной пиво поехали пить в Сокольники. Ну а что мне было делать, когда он вот тут, на твоем месте, сидел и слезы лил?!
— Ну, ё… елки-палки! — в сердцах воскликнул Александр. — Делать вам обоим не х… хрена… Добились? А что теперь? Этот твой узнает, сразу готовь венки. Ирина была у них дома, посмотрела, что за люди, как и чем живут. Для них такое известие может оказаться хуже смерти, я всерьез так думаю. И у девушки характерец не дай, боже… Ну, стало быть, теперь ты давай, когда узнал все, помогай другу своего детства, советчик… ядрена палка… Чего делать-то?
— А ты-то сам чего предлагаешь? — растерянно спросил Меркулов.
— Я? Не знаю. Этот Брентон, который вовсе и не Брентон, а какой-то Паперис, еще при советской власти в Латвии парился по старой сто сорок седьмой — за мошенничество. Можно его отловить, когда он прилетит. Можно даже спровоцировать его прилет. Охотников до его головы хватает: и в Латвии, и в Польше объявлен в розыск.
— Я все понимаю, Саня, кроме одного: как вам удалось за столь короткое время столько раскопать? У вас не может быть ошибки?
— А что ж ты уверяешь, что хорошо знаешь меня? — иронически хмыкнул Турецкий. — Питер помог, на Европол вышел, его коллеги для нас в Англии пошурудили, вот и узнали. Макс наш влез, куда надо…
— Вы, вижу, действительно всерьез взялись…
— А ты как ему предложил?
— Нет, я не думал, что настолько серьезно. Можешь мне какие-нибудь материалы показать, не оттого, что я вам не верю, совсем нет, ну, свое мнение…
— Отчего же? Приеду, тебе подвезут. Но я уже сказал, а ты, Костя, обещал. И если что-то просочится, я тебе клянусь, снимаю всякую ответственность.
— Саня, только не пугай меня…
Днем Филя закинул пакет на проходную Генеральной прокуратуры на Большой Дмитровке. Турецкий вместе с ним отобрал лишь самые необходимые и бесспорные материалы. Две записи разговоров между Юлией и Наташей, материалы по Брентону, присланные Реддвеем, пара посланий Брентона к Юлии и ее ответы ему — наиболее характерные. И несколько фотографий. Все, естественно, копии. И на втором пакете, который положил внутрь большого, желтого, написал: «Совершенно секретно» и «Только для служебного пользования».
Вот отослал, а на сердце стало как-то неспокойно, будто сделал какую-то, еще неясную, ошибку. Опять эта чертова интуиция? Да когда ж все оно кончится?..
Позвонил домой, Ирине, рассказал о беседе с Меркуловым и о своем пакете.
— Так ты чего от меня хочешь? — спросила Ирина. — Если ты уже сделал свой выбор, ты теперь ожидаешь моей поддержки или возражения? Мы же обсудили вчера…
Обсудили… Но к единому выводу так и не пришли. Ирина уже предлагала в этом деле свою помощь. Правда, реакция у девушки могла быть непредсказуемой. Сочтет вообще ее появление в их доме, тем более приход Нины, предательством со стороны родителей… ну конечно же не родителей, а деда с бабкой. Подставой. Тем же предательством. А если поймет, что всем уже известно о том, чем она занималась в салоне, это для нее может показаться концом света. Все, до последнего человека, против нее. Родители, лучшая подруга, даже любимый человек — мерзавцы и предатели! Как с таким жить? Да еще и характер ярко выраженный, холерический. Опасно…
— Ну, обсудили, — неуверенно повторил за женой Александр Борисович, — но мы же выполняем поручение не Юлии, а ее дедушки, перед ним и отчитываться. А в чем? В том, что подняли шум на весь мир? Что зарубежные спецслужбы задействовали? Что две операции при поддержке ОМОНа провели успешно? Понимаешь, Ирка, тут несопоставимые задача и результаты. Ибо, повторюсь, в результате мы так ничего и не достигли, кроме как, сама знаешь, много шуму наделали. Плюнуть на все и поступить по закону? А чем кончится, можешь предположить? Я — не могу.
— Тогда жди, что Костя скажет… Знаешь, Шурик, при всем моем давнем к нему уважении я никак не могу отделаться от ощущения, что Костя… Что люди с годами меняются, это аксиома. В какую сторону — в худшую или лучшую — большой вопрос, если правильно найти критерий отсчета…
— Ох, Ирка, — засмеялся Турецкий, — ты ж у меня и у-умная! Одно наслаждение с тобой разговаривать!
— Почаще б это делал, — буркнула жена.
— Буду! — с готовностью согласился Турецкий. — Но дело уже сделано. И что дальше? Может, ты Косте позвонишь и выскажешь еще и свою точку зрения? Что-то меня в последнее время как-то не тянет вести с ним долгие разговоры. Не исключаю, что за все прожитые вместе годы мы просто осточертели порядком друг другу, и он испытывает даже некоторое неудобство, когда я появляюсь в поле его зрения…
— Не знаю, ты, Шурик, не ошибаешься?
— А кстати, ты знаешь, что это он подослал Осипова к нам в Сокольники, когда мы с тобой там пиво пили. Уединились, мать его!
— Не ругайся, Шурик, я не люблю.
— Прости… Так вот, сегодня он мне сам сознался. Проговорился случайно, а я засек и выдавил из него признание. Не понимаю, зачем ему это надо было?
— Смешной человек ты у меня! А кто у него еще есть-то? Можешь перечислить хотя бы по пальцам? Назвать три-четыре фамилии?
— Конечно, могу! — воскликнул Турецкий. — Мои ребята! Сашка Курбатов, Володька Елагин, опять же Володька Поремский, наконец… ну, не важно, назову еще две-три фамилии. Вот!
— Но ты же сам только что сказал: мои ребята. Неужели, не понял? Был еще Слава, на которого всегда можно было положиться. Был Денис! Но это уже другая история…
— Да… Как просто ты мне все растолковала…
— То-то… Наверное, тебе есть, о чем подумать… В общем, если хочешь знать мое искреннее мнение, не служебное, так сказать, когда в наличии имеется система соподчинения, соответствующей ответственности и прочее, а мое личное, сугубо женское, я думаю, что ты все-таки зря положился на Костю. Интуиция что-то подсказывает, а что я никак не пойму. Возможно, нужно было еще раз все подробно проанализировать и решить окончательно: для чего была проведена такая работа? Чтобы помочь или обличить? И пока получается последнее, что не есть хорошо. Впрочем, теперь тебе ничего не остается, кроме того, как ждать еще и Костиного мнения. И вообще, брось-ка ты все дела и приезжай домой, я тебя вкусненьким накормлю, а то ты так и не позавтракал толком. А ты мне… нам еще нужен, и здоровый, чтобы защищать и давать правильные советы. И еще — я уже соскучилась…