Слепая ярость
Шрифт:
После этих слов у Алены между бровей появилась скорбная морщинка и девушка снова отвернулась к окну.
Лунев понял, что разговор вызвал у Алены не самые приятные эмоции, но не понимал почему. Потоптавшись немного за ее спиной, он посмотрел на ее слабое отражение в окне. У Алены было такое открытое и приятное лицо, что ей хотелось доверять. И в то же время ее хотелось опекать, как маленького ребенка. На мгновение Лунев решился рассказать ей о письме Горелова, но потом его что-то остановило. Развернувшись, он так тихо вышел из комнаты, словно боялся снова испугать Алену.
Спустя пять минут тайну ее грусти открыла уборщица Вера – крупная рыжая женщина с кожей, напоминавшей по цвету живот камбалы. На вид ей было лет сорок, но одевалась она весьма вызывающе, несмотря на свои габариты и далеко не юный возраст. Когда к ней подошел Лунев, Вера, опершись на швабру, как дачник на лопату, изучающе посмотрела на него водянистыми глазами. Услышав, в чем суть его вопроса, она очень оживилась и заговорила о Дмитрии Горелове так охотно, как никто другой. Казалось, этот разговор доставлял ей массу удовольствия.
– Дима? – Она заговорщически улыбнулась и понизила тон. – Его настроение могло зависеть только от одного человека – от нашей, хи-хи, Аленушки.
– От Алены? – Лунев не смог скрыть удивления. – Что вы имеете ввиду?
Вера сморщила нос.
– Давай на «ты» и без церемоний.
– Хорошо, – кивнул Лунев.
Улыбнувшись, Вера продолжила:
– О близких отношениях Колесниковой и Горелова у нас все знают. – Вера произнесла это особым тоном превосходства, наслаждаясь тем, что теперь в их коллективе появился тот, для кого это все еще новость. – Они были соседями по дачному поселку. Как его? «Радостный»? «Счастливый»? Нет, вспомнила: «Отрадный». Ну, и закрутился, так сказать, служебный роман. Проще говоря, шуры-муры. – Она описала указательными пальцами обеих рук несколько кругов, а потом прижала их друг к другу, словно их притянуло магнитом. – Потом между нашими голубками что-то произошло, и в результате они расстались, но остались друзьями.
«Знаю я такую дружбу, – подумал Лунев. – Сам не раз дружил. Особенно с красивыми дружбу водить приятно. А главное – никакой ответственности в таких отношениях».
Но вслух он произнес совсем другое:
– Спасибо за информацию, но это уже больше, чем я хотел узнать.
– Всегда буду рада помочь! Обращайся. – Вера хихикнула и принялась елозить мокрой шваброй по полу, поглядывая на Лунева.
От ее взгляда ему стало так неловко, как будто он неожиданно оказался без штанов.
Коротко поблагодарив уборщицу, он пошел прочь. По непонятной причине его настроение резко испортилось. Вроде бы ничего не произошло, а ощущение было такое, будто он услышал об измене своей возлюбленной.
Оставалось время продолжить расспросы, но Луневу вдруг расхотелось копаться в истории Горелова. К тому же Шубская предупредила его, что в детский дом сейчас приедет Ангелина Эдуардовна Мягкова, та самая владелица благотворительного фонда «Энджелс Харт».
Лунев занял свое рабочее место. Чтобы как-то отвлечься от мыслей о связи Алены с Гореловым, он пытался решить, где проведет будущий отпуск, и воображение услужливо подбрасывало ему красочные картинки с видами джунглей и саванн, где трещали автоматные очереди, рычали бронетранспортеры, ухали мины и хрипели умирающие. Вернуться туда? Эта мысль не казалась такой уж нелепой. Внешне Лунев целиком и полностью вписался в размеренную будничную жизнь страны, но внутренне он все еще оставался боевым офицером, наемником, военным профессионалом. Смерть Горелова пробудила в Луневе прежние инстинкты. Они не позволяли полностью расслабиться, держали на взводе.
Наконец дверь распахнулась, впустив в здание – вместе с облаком пара и роем снежинок – элегантную женщину лет тридцати пяти, лицо которой до половины утопало в пушистом воротнике шикарной шубы.
«Мягкова», – подумал Лунев, которому стало неожиданно тесно в будке. Своей холодной красотой она напоминала Снежную Королеву из сказки Андерсена. Казалось, если она сейчас пристально посмотрит на Лунева, его сердце может превратиться в льдинку. Но этого не случилось, Мягкова прошла мимо – такие женщины всегда проходят мимо, не удостаивая вас взглядом.
Сразу за ней проследовал крепкий мужчина в маленькой шапке, надвинутой на глазки-буравчики. Он был похож на глупого, но опасного зверька. Мужчина тащил тяжелые пакеты, которые, судя по коробкам, торчащим из них, были доверху набиты сладостями.
– Не отставай, Любимов! – прикрикнула Мягкова, не повернув головы.
«Бим», – мысленно окрестил охранника Лунев. Почему? Что это означало? Он понятия не имел, но прозвище сидело на Любимове как влитое.
– Куда это все, Ангелина Эдуардовна? – пропыхтел он, изнемогая не столько от веса своей ноши, сколько от обилия пакетов, норовящих выскользнуть из рук.
– Неси на кухню, – распорядилась Мягкова. – Я буду в кабинете Клары Карповны. Когда подъедут Хопкинсы, вы с Абросимовым проводите их ко мне.
«С Бомом», – мысленно поправил Лунев и вдруг смутно вспомнил, как родители рассказывали ему в детстве байки про какую-то шутовскую парочку то ли клоунов, то ли комиков, то ли еще кого-то. «Здравствуй, Бим, ха-ха-ха!» – «Здравствуй, Бом, хо-хо-хо!»
Но смешно почему-то не было. Даже когда Бим потрусил по коридору и, рассыпав подарки, принялся собирать их, отставив мощный зад.
Мысли Лунева были заняты совсем другим. Он думал о владелице благотворительного фонда «Энджелс Харт».
Мягкова была из тех женщин, которые знают себе цену. Она прекрасно понимала, насколько хороша собой, и не скрывала этого, отчего на ее лице всегда присутствовало надменное выражение. Безупречный макияж и маникюр только подчеркивали ее физическое совершенство. Также Мягкова знала, что она прекрасный оратор, способный заставить слушать себя не перебивая и, главное, не возражая. Она любила бывать на публике и произносить речи. Сейчас, расположившись за столом в кабинете Клары Карповны, она наслаждалась моментом, хотя здесь присутствовали всего три слушателя, вернее слушательницы. Это были старшие воспитательницы и сама Клара Карповна Шубская.
Поправив и без того идеальную прическу, Мягкова продолжила свою речь:
– Некоторые постоянно баламутят воду, вопрошая: для чего нужно отдавать этих несчастных неполноценных детей в чужие руки? Не просто в чужие, а в иностранные…
– Завидуют, – вынесла приговор одна из воспитательниц. – Сами хотели бы за границу, и чтобы жить там на всем готовеньком…
– Татьяна Викторовна! – одернула ее заведующая. – Давайте без этих ваших комментариев. – Она виновато улыбнулась Мягковой. – Продолжайте, прошу вас.