Слепая зона
Шрифт:
Это не конец света. Это освобождение. Новые шаги, новая жизнь. Это не потеря семьи — это свобода, и я справлюсь.
Когда Элина возвращается, я снова хочу ее. Она меня чувствует, обнимает, мы целуемся.
Кутаю ее в плед, который на выходе дали.
— Я тебя люблю, — признается она снова. Улыбается, светится радостью.
Она повторяет эти слова без остановки, и меня это совершенно не раздражает. Они как уколы радости.
Смотрю в ее глаза и натуральным образом плавлюсь. От ее счастья, уровня доверия и надежды.
Целуемся.
— Тише-тише-тише, — шепчет Эля и отворачивается. — Платон, тише, разогнался. Мы тут не вдвоем.
Фигуру слева я отметил сразу, но значения не придал. Мало ли кто вышел подышать ночью на балкон. Чувак стоит у бортика, пялится вниз.
— Да пофиг, — отмахиваюсь.
— Мне звонят, погоди. Это брат, может быть важно.
Элина подносит мобильник к уху и отходит на несколько шагов. Секретничает. Что там за брат такой? Интересно будет познакомиться.
— Принесу куртку, — говорю я ей и захожу в клуб.
Появляюсь буквально через пару минут с верхней одеждой. Эля уже закончила разговор и стоит рядом с тем чуваком.
Я подхожу ближе и считываю, наконец, в полумраке слабо освещенного балкона фигуру и черты лица. Узнаю, конечно, сразу же.
Тимофей Агаев оглядывается, качает головой и сообщает Эле с усмешкой:
— А я все гадал, кто из братьев сегодня с тобой. Оказывается, старший. Его очередь?
— Твои шутки не оригинальны, Тим, — выдаю с улыбкой. — Придумай что-то, чего я не слышал хотя бы за последние пару часов.
— Раздолбал Сливу? Эпично было, я запись видел.
Ответить не успеваю, потому что он произносит с какой-то пробирающей горечью:
— Привет, Пла-то-ша.
Руки не протягивает — знает, что не пожму. Поворачивается к краю. Держась за бортик, наклоняется вниз. Я делаю инстинктивное движение вперед, чтобы схватить, но Тим тормозит в более-менее безопасной позиции. Черт. Сердце успело екнуть.
Замираем оба.
Элина смотрит на меня, глаза у нее круглые. Она стучит пальцем по виску. Киваю.
Мы с Агаевым до роковой аварии дружили лет десять. Его уничижительное «Платоша» — родом из детства.
Голос Эли звучит взволнованно:
— Тимофей, а пойдем-ка в клуб? Ты не в порядке.
Он пьяно хохочет:
— Я всегда не в порядке.
— Но сегодня еще и бухой в кашу, — дополняю. — Ты с кем?
Он оборачивается, бросает на меня тяжелый взгляд. Потом снова наклоняется и пялится вниз. Да так завороженно, что тошнота подкатывает к горлу. Я прикидываю, как быстро смогу схватить. Если вдруг что.
— Тим, идем, — говорю по возможности спокойно. В моих венах тоже алкоголь, и эмоциональный фон непросто выравнивать. — Позвать кого-то?
— Проваливай. Блядь, Пла-то-ша, на хрен проваливай отсюда. Я не звал ни тебя, ни твою сердобольную подружку.
Мы с Элиной переглядываемся. Она пожимает плечами. Агаев добавляет:
— Побуду один.
— Эй. Ты ведь ничего плохого не задумал? — спрашивает Эля осторожно.
Он
Агаев поспешно отворачивается и смотрит вниз.
— Только хорошее, — отвечает он. — Не волнуйся, детка. Только хорошее. — Улыбается шире, вновь завороженно пялится в темноту.
Вид у Эли реально испуганный. И я трезвею.
Этот человек убил моего дядю. Убил одного из самых лучших и важных людей для меня, моего отца и моей матери. Часть меня до сих пор не смирилась, не поверила и по-тупому упорно борется. Я, блядь, не знаю, чего жду. Ну не слов же, что все это шутка и Федор на самом деле жив-здоров! Да нет, конечно. Просто этого мне очень хочется. После его смерти все пошло под откос, все стало каким-то неправильным. Потому что сама смерть такой была — глупой, неуместной. А еще потому, что я до сих пор в глубине души по нему скучаю.
И в этот момент, взглянув на Агаева, понимаю, что он — тоже. Это читается в глазах, в жестах, в какой-то надломленной позе.
Молчу с полминуты. Потом встаю рядом и смотрю вместе с ним в темноту. Наконец справившись с эмоциями, произношу:
— Поговорим?
Глава 42
Элина
Тим Агаев — непредсказуемый, неуравновешенный козлина. Псих, готовый в любой момент устроить гонку на городской улице, не заботясь о безопасности других. На его совести уже есть один труп.
У меня лично он вызывает презрение и тошноту. Тим не просто соперник, а настоящий враг Охотников за штормами. Сейчас у него темная полоса, и нам нужно радоваться. Да мы так и делаем! Гонщик хорош настолько, насколько хороша его последняя гонка. Агаевы остались без респекта.
На балконе холодно, но в самом клубе музыка после полуночи стала просто оглушительной — поговорить невозможно. Я зашла погреться, стою у окна, наблюдаю за парнями.
Тимофей жестикулирует активно, что-то объясняет. Мой Платон руки на груди скрестил и с мрачным выражением лица слушает. Считываю по его позе сильное напряжение.
Чуть согревшись, я закутываюсь в плед и снова выхожу на балкон. Платон машинально приобнимает за талию. Агаев при этом резко замолкает.
— Соскучилась, — произношу одними губами Платону.
Он прижимает к себе крепче.
— Помня Егора, — усмехается Тимофей, — могу предположить, что он ушел в отказ и страдает максимально усердно. Драматичный парень.
— Не без повода, — отвечает Платон поспешно.
Я быстро киваю, подтверждая, что мы проехались по его брату как следует.