Слепцы

Золотько Александр Карлович

– А может, и так! – захохотал Волк, уперев руки в бока.

Серебряный полированный княжий знак блеснул у него на груди – зайчики отпрыгнули на лицо Рыку, стараясь попасть в глаза и причинить боль.

– Я привез тебе то, что ты просил. Всю ночь писари писали, – Волк стал серьезным. – Там грамоты городскому совету Базара, в свободные города, подорожная, карты, какие смог найти за ночь. Деньги – князь с княгиней не скупятся, верят тебе…

– А ты?

– А я – не верю. Нет у меня к бывшим дружинникам доверия. И к разбойникам

нет. Если бы не княгиня, я бы тебя тут по-другому встретил. Веришь?

– Верю.

– Что еще… Ага, в Базаре на торговой площади есть лавочка, деньги там меняет один горбун. К нему подойдешь, скажешь, что от Волка. Он тебе поможет, что-нибудь подскажет или с нужными людьми сведет. Если деньги на выкуп понадобятся или на подкуп, он даст, сколько надо. Начнет отнекиваться – напомни ему про рыбную ловлю с оборотнем. Он поймет. – Волк достал из-за пазухи свернутый трубкой пергамент, протянул его Рыку. – Тут еще написано, читать умеешь?

– Я был дружинником, – напомнил Рык.

– Значит, прочитаешь. Прочтешь, запомнишь и грамотку эту изничтожишь. Можешь даже съесть, – снова оскалился Волк. – Вроде и все. С тобой поедут вон те двое, Ухват и Заяц. Они свое знают, тебе мешать не будут, а где-то и подсобят.

Рык оглянулся на мужиков. Двое кивнули ему; у одного из них верхняя губа была разорвана, и он действительно был похож на Зайца.

– Они на санях, с деньгами, при оружии, обузой не будут… – Волк не договорил, резко повернулся кругом, лицом к лощине. – Слышишь?

Гул, усиливающийся равномерный гул донесся со стороны лощины. Конский топот – тяжелые удары по замерзшей земле, даже снег не скрадывал эти звуки.

Рык оглянулся – ватажники, услышав топот, торопливо развернули сани, перегораживая путь. Заика, не таясь, положил самострел на мешки в санях и внимательно смотрел вдоль дороги. Дед и Дылда с луками стали возле него.

Остальные сбрасывали накинутые поверх кольчуг и курток тулупы и полушубки. Полоз сбросил в сани шапку, надел вместо нее шлем со стрелкой на переносице. Шлем был давно не чищен, и даже ржавчина его испятнала, но голову он прикрыл, а бармица легла сзади и по плечам, защищая шею.

Улыбка слетела с лица Волка, он пробежал к своим саням, сбросил прямо в снег полушубок, и взял рогатину.

– Разве не твои? – спросил Рык, отступая к саням, не отводя взгляда от деревьев, из-за которых, судя по приближающемуся топоту, вот-вот должны были появиться конники.

– С чего это мои? – удивился Волк. – Все мои тут.

– Два десятка проехало по дороге перед тобой, ты разве не заметил? – Рык встал за сани, Волк и его люди стали возле него.

Вороны, копошившиеся на пожарище, разом взлетели, оглашая лес громким карканьем.

Первые конники вынырнули из-за деревьев неожиданно. Два всадника на рослых конях занимали всю неширокую дорогу.

– Твою мать! – пробормотал Волк и вышел из-за саней им навстречу. – Принесла

нелегкая.

Конники, поравнявшиеся с пожарищем, разъехались в стороны, пропуская следующую пару.

Дорога перед бывшим постоянным двором выходила на поляну, так что всадники, не мешкая, перестроились в линию.

Полтора десятка, посчитал Хорек. А Враль говорил, два десятка.

Один из конников, тот, что был посреди строя, тронул коня и выехал вперед.

– Ты бы свистнул, воевода, – сказал сотник. – А то выскочил, напугал нас с Рыком. Правда, Рык?

Рык остался за санями.

Воеводу Пересвиста и дружинников он признал сразу, но радости, даже такой показной, как у Волка, не испытал.

Воеводы здесь быть не должно. И два десятка… пусть полтора десятка бронников слишком много для простого выезда в лес.

– Ты что здесь делаешь? – спросил сотник. – Тебя князь прислал?

– Можно и так сказать, – качнул головой в сверкающем шлеме воевода. – Дела княжеские.

– Что ты говоришь… А я думал, что тебе о встрече нашей не говорили. И князь, и княгиня мне сказали, что только я…

– Знают трое – знает и свинья, – пророкотал воевода и внезапно спрыгнул с коня легко, как молодой. – Вот я и подумал, как же это своего товарища бывшего и не повидать?

Воевода обошел Волка, как дерево, и пошел к саням, снимая на ходу рукавицу.

Рык сбросил и свою, протянул воеводе руку.

Хорек услышал, как от рукопожатия хрустнули суставы у обоих. Воевода и вожак были даже похожи чем-то друг на друга: шлем делал Пересвиста выше Рыка, и борода у него была окладистее, но что-то в складке между бровей и в морщинах возле глаз было у них общее.

– Я уж думал – не свидимся, – отпуская руку вожака, сказал воевода. – Это ж сколько мы лет не виделись?

– Пятнадцать, – ответил Рык. – Как я уехал…

– Как ты сбежал, – поправил воевода, вожак поправлять не стал.

– О делах твоих я слышал, гордиться особо нечем, но и позора особого нет, – прогудел воевода, рассматривая Рыка.

– Я о твоих тоже, – сказал Рык. – И об отца твоего делах. Помер он?

– Восемь годков уже как. В одночасье захворал и умер.

– Слышал, как он в мертвом городе сокровища нашел, разбогател. Думал, он сразу на покой уйдет.

– Чтобы мой старик да сам от воеводства отказался? Нет, извини. Он меня еще погонял. Десятником, потом сотником, потом отпустил походным воеводой уже почти перед самой смертью и все учил-учил-учил… – Воевода замолчал, почесал бороду, словно прикидывая, говорить или не стоит. – Он перед смертью тебя вспомнил. Помирал уже, я сидел возле кровати, а он вдруг тебя вспомнил. Сказал, что тебя хотел воеводой сделать. Не меня, родного сына, а тебя, представляешь?

– Извини, – сказал Рык.

– Да ничего. Я тогда обиделся, а сейчас уже столько всего было, – воевода оглянулся на своих дружинников.