Слепцы

Фаррер Мэтью

– Ну, полно! – возразил мастер-дозорный. – Не было никакого, ха, «вторжения», без спросу или с оным. Я и не знаю, смогу ли сейчас пробраться в вас без поддержки хора. Выизлучаете свои мысли, мадам арбитр. Разве вы… – астропат облизнул тонкие губы бледным языком, ища аналогию, – разве вы каким-то образом нападаете на солнце, ощущая тепло, которое оно посылает вам?

– В любом случае, мастер-дозорный, можете считать, что вас предупредили. Насколько бы сильно, по вашему мнению, не… воздействовало на меня здешнее окружение,

я не допущу неуважения к своему чину. Поверьте, в нынешней ситуации работникам Бастиона лучше не забывать о законе и не отступаться от праведности.

– Разумеется, – произнес Шевенн, уже без единого намека на резкость или насмешку. – Вы – арбитр-сеньорис Шира Кальпурния, прибыли сюда, чтобы покарать виновных в смерти моего коллеги и друга Мастера Отранто, и руководить станцией, пока не выберете его преемника. Я знаю.

– Вопрос о руководстве станцией ещё предстоит утрясти, – Шира была слишком честной, чтобы умолчать об этом. – Назначение нового Мастера – не моя забота.

Когда до этого дойдет, Кальпурния уже вернется на Гидрафур и будет давать показания о бунте Фраксов. Возможно, её будут судить в том же зале на Селене Секундус, где началась бойня... Шира растоптала незваную мысль.

– Я ничего не делаю без спроса, мадам арбитр, – осторожно ответил мастер-дозорный, – но мне не нужно видеть, чтобы понять: сегодня вас что-то беспокоит. Возможно, отдых придаст…

– Это не ваше дело, – огрызнулась Кальпурния. – Продолжим разговор.

– Как пожелаете, – уступил Шевенн и на мгновение замолчал, словно нечто иное привлекло его внимание. Не раздавалось никаких новых перезвонов или мелодий, – по крайней мере, Шира их не слышала, – но высоко вверху она краем глаза заметила движение. Два херувима, спланировав навстречу один другому, встретились у колокола-арфы, который, вроде как, слегка подрагивал.

– Вот и прекрасно. Итак, что здесь происходит? Этот зал – какой-то огромный наблюдательный ауспик, не так ли? Вы отслеживаете «голоса», исходящие из Бастиона и приходящие в него?

Бледная голова покачнулась, косицы кабелей зашуршали и защелкали друг о друга.

– Отсюда, дамуазель, я надзираю за нами: астропатами и Бастионом. Мне отведены узоры и равновесия. Мастер-дозорный должен следить, чтобы в Башне редко возникали симметрии, держать их под контролем и не давать им становиться разрушительными. Это тонкая работа.

– Объясните её.

Торма Иланте тем временем вернулась к ним на платформу и заняла тот же маленький стульчик, но не вмешивалась.

– Лучшим объяснением станут аналогии, основанные на вашем прежнем опыте. Если вы позволите отыскать внутри вас образ, на котором я смогу…

– Нет.

Молчание.

– Что ж, ладно. Вы знакомы с работой старших технопровидцев марсианского жречества? Тех, кто следит за плазменными топками, которые согревают корабли и станции, подобные этой?

– Немного знакома.

–

Мне всегда представлялось, что равновесие сил внутри этих плазменных клетей весьма деликатно. Точное управление ими – это и ремесло, и искусство. Вы, гм, встречали магоса Шаннери?

– Нет.

И вновь молчание.

– Дым, – произнес затем астропат. – Чернота и багрянец. Странно, но тогда мне стоит использовать нечто из человеческой природы. У вас в мозгу есть участок, отвечающий за равновесие…

– В ушах, как мне однажды говорили.

Мастер-дозорный слегка отмахнулся с пренебрежением, но Кальпурния спустила ему это с рук.

– Думайте шире, – посоветовал он. – Обо всех извилинах в мозгу, которые сообщают вам о нездоровье, указывают, куда вы получили ранение. О механизмах, заставляющих вас потеть в жару или испытывать жажду, когда ваше тело почувствует нехватку влаги. Вы понимаете, о чем я?

– Да.

Шевенн некоторое время висел в молчании.

– Вы выполняете те же функции для станции, мастер-дозорный? Служите её нервным центром? – спросила Шира. – Именно поэтому вы говорили о «свинцовой тяжести», это как-то связано с равновесием Бастиона?

Астропат тихо, деликатно фыркнул, и в его тоне вновь появилась некоторая резкость.

– Суть дела остается непонятной вам, женщина-судья, поскольку вы родились с затупленным разумом. У вас нет возможности увидеть, чем я занимаюсь – увидеть по-настоящему. Соответственно, мне придется использовать понятные вам речевые образы, но при этом вы должны понимать, что я буду ковырять грязь, пытаясь нарисовать звезды. Поразмыслите об этом на мгновение.

– Думаю, идея мне ясна, мастер-дозорный. Продолжайте.

– Гм. Надзорный зал оперирует… перемещениями: энергии, узоров и масс. Вы когда-нибудь… Можете представить, что плывете на плоту? Вообразите, что бурное море раскачивает его. Рядом с вами стоят другие люди, множество людей, которые держат в руках факелы, горящие прекрасным белым огнем… – Шевенн говорил всё увереннее, и слова начинали накладываться друг на друга, но здесь астропат на мгновение умолк со вздохом. – Если они слишком быстро перебегут в одну часть плота, он накренится. Если они слишком близко подойдут друг к другу, жар факелов объединится и сожжет их. И, если их не будет направлять кто-то, способный видеть плот целиком, ощущать его баланс и видеть, где огонь пылает опасно ярко…

– Я начинаю понимать: вы сидите в этой комнате, чтобы наблюдать за плотом. Поддерживать его в равновесии.

– Уравновешивать, но в двух измерениях или в трех? На него действуют инерция, гравитация и, возможно, еще немного – движение потока, – Шевенн снова говорил с неприкрытой гордостью, и Шира на секунду задумалась о юности мастера-дозорного, о времени, когда он узнал о воде и плотах, ещё до того, как Черный Корабль увез его прочь. – Сколько всего я ещё вижу, Кальпурния! Белый огонь сжег завесу над глазом куда более зорким, чем те, которых я лишился. Запылав внутренним пламенем, он даровал мне силу смотреть и различать многое…