Слепое солнце
Шрифт:
Копил силы и решимость. Мэву десантировал вести беседы с женщинами отдела — о, там будут и надрывно-многозначительные вздохи, и интимные разговоры, и откровения о жизни и мужиках-сволочах, конечно. И о том, как безвинную панну Коваль подставили, как собираются ее молодую жизнь загубить. Навесили четыре трупа, ну куда это годно? На бедную девушку… Остается только заключения экспертизы ждать. Поскольку те трупы — любой эксперт скажет, что причина смерти не в пулях во лбах! А что, Мэва не знает, но догадывается, только никому не скажет, потому что нельзя. Они там что-то делали с Джошем, так? И чего-то хотели,
Решив, что Мэва с заданием вполне справится — общественное мнение удобрит так, что на нем любая нелепица пышным цветом взрастет — Джош взялся за выполнение своей части плана. Глоток из заготовленного флакона, пятнадцать минут на привыкание к миру, где из темноты проступили пятна и полосы, смешались и замельтешили перед глазами искры, покачивается над головой высокий купол защитки, где все непривычно до чертиков, но где все — живое, настоящее, видимое. В Отделе магия повсюду, почти эйфорию вызывает с непривычки созерцание яркого алого пятна блуждающего резонанса, медленно ползущего по стене. Опять поддался соблазну — подбросил на ладони лепесток файера, зачерпнул пригоршню колючей спонтанной энергии, так и вьющейся в воздухе. Хорошо! Давненько так хорошо не было. Неуместный сейчас жадный восторг задавил на корню.
Но минут в пять улеглось, цвета перестали быть буйными, потускнели и уже не били по натянутой струне нервов. Всё.
— Цез, идём.
Шлейка, коридор, стены которого зеленоваты сквозь черноту, встреченный фиолетово-синеватый индивид, по голосу опознанный Эженом, а в тренажерке ярко-оранжевый Конрад. Стандартный тест способностей, скучающий, оставленный без внимания Цезарь. Упражнение на концентрацию — удерживать на руке крошечный фай, не позволяя ему ни угаснуть, ни превратиться в нечто более солидное. Посреди упражнения этот намек инструктора, концентрация черту в печку. Фай вспыхнул ослепительно и истаял.
— И что говорят ребята?
— Ну, много чего… Что Мэву подставил Беккер, а она его убила, что ты прикончил Светлого, или наоборот, Беккер прикончил светлого, а вы его за это с Мэвой… И что ты что-то такое знаешь, отчего тебя тоже могут прикончить. Я ж не детектив, у меня от всего этого голова пухнет. Расскажешь? А фай держи, чего сачкуешь? Рассказывай и держи, будет тебе такое упражнение.
— Ну…
Цезарь нашел себе занятие — угольно-карандашный силуэт вгрызается в мячик. Интересно, Конраду очень был этот мячик дорог? Поскольку зубки у Цеза здоровые, крепкие.
— Ну, если хочешь знать — Мэва действительно пристрелила Беккера. Но только в порядке крайней необходимости. Она не виновата. Светлого убил я. Застрелил из пистолета. Самооборона. Хотел тебе, кстати, спасибо сказать — если бы не занятия с тобой, вряд ли бы выбрался из той переделки живым.
— Это было жертвоприношение?
— Да…
Чёртов фай начинал жечь руки, чего в принципе делать не должен. С непривычки шло наперекосяк. Тряхнул рукой, помимо воли с восхищением наблюдая за гаснущими брызгами энергии. Так здорово, что аж дух захватывает.
— Нда… Ну, хорошо, если сумел чуток помочь. Так ты действительно знаешь какую-то секретную информацию про источники
Ну, крючочек закинули. Теперь крючочек зацепится за мысли Конрада, будет колоться и беспокоить, будет припоминаться в свободные минуты, заставит дорисовать картинку самостоятельно. Чем фантастичней получится результат, тем лучше.
— Не детектив ты, Конрад. Не детектив… Но да — прикончит могут, наверно, — и словно про себя, вполголоса. — Очень уж им нужна информация… Верхнее, Свет побери…
Больше ничего не сказал. Путь думает и прикидывает. Пусть побежит советоваться с отделовскими детективами, пусть к завтрашнему утру отдел кипит и гудит. И среди кипения и ворчания как повар будет сновать Гауф — тут помешать, тут подсолить, а тут и подкинуть огонька, поперчить.
— Я могу чем-то помочь?
Можешь — и поможешь. Уже тем, что заинтересовался судьбой своего слепого ученика.
— Спасибо, но, думаю, нет.
Конрад хмыкнул недоверчиво, но больше с вопросами не приставал. Тренировка шла своим чередом, а файер на ладони был серебрист и нежен, крылышко феи из детской сказки.
— Всё сделала? Отдала кассету?
Длинь-длинь — дребезжит в голове после тренировки. Вот и первый за последний год перегруз заработал. Забыл, что со Способностями нужно быть поосторожней. Странно, когда бы раньше кто сказал — рассмеялся бы в лицо. Но следует признать — перегруз приятен. И это дребезжание, и даже усталость неимоверная, словно на Джоше пахали весь день — казались телу чем-то правильным, естественным, само собой разумеющимся. Тем, по чему парень, оказывается, успел соскучиться.
— Отправила. Пока все нормально.
— Пан Эрнест?
— Говорит, тоже норма.
— Он уже в Закопане?
Поздний-поздний вечер. За окном пиликает чей-то сотовый телефон. Первый этаж, чего вы хотели. Ночью лежишь, заснуть не можешь, а там машина проедет, взвизгнет тормозами — и всё, последние остатки дремы выбьет. Кстати, сколько всего этажей в здании, Джош так и не узнал.
— А что у тебя? Разговаривала с этим, который у нас теперь начальство? С паном Кастеньским?
— Час назад. Странный тип. Сквозь зубы разговаривает, словно мы тут все идиоты слюнявые. А сам-то… Ладно. Вроде как сейчас все не так категорично. Сказал, я остаюсь подозреваемой, но число трупов с четырех до одного скинул. Беккера мне шьют. Ну это ладно, тут хорошего бы адвоката. Может, пан Эрнест кого-нибудь посоветует, если дойдет до трибунала. Ну, лишат боевых способностей на пару лет… А вот насчёт тебя мне намеки не понравились. Насколько я поняла, мне деликатно предлагали выступить свидетелем против тебя, а взамен, видимо, отпустят подобру-поздорову.
— И что ты?
Любопытно, кому еще поступят сходные предложения. Гауфу? А что Гауф? Если преднамеренные убийства, то только подтвердит, что да, замышлял Рагеньский что-то замышлял, вид у него всю неделю был какой-то загадочный. Нда… нет, Гауфа не тронут. А дежурная группа? Возможно.
— А ты как думаешь? Я ж тебя вечно сдаю, только отвернись. Вот и согласилась. Так думаешь? — едко фыркнула подруга. В слепоте ее голос устал и звенит раздражением. Это она всё еще обижается на те глупые, нелепые обвинения в шпионаже для Беккера. И поделом Джошу, свинье неблагодарной.