Слепой часовщик. Как эволюция доказывает отсутствие замысла во Вселенной

Докинз Ричард

Одержимость ветвящимися деревьями, доведенная до крайности, может приводить к неожиданным результатам. Теоретически вид может оказаться в мельчайших деталях идентичен своим дальним родственникам и при этом коренным образом отличаться от более близкой родни. В качестве примера давайте представим себе два очень похожих друг на друга вида рыб — условно назовем их Иаков и Исав, — которые жили 300 млн лет назад. Каждый из этих двух видов дал начало династии потомков, существующей и по сей день. Потомки Исава остановились в развитии. Они продолжали вести глубоководный образ жизни и не эволюционировали. Поэтому современный потомок Исава в сущности ничем не отличается от самого Исава, а следовательно, очень похож и на Иакова. Потомки же Иакова эволюционировали и множились. В конце концов они дали начало всем современным млекопитающим. Однако одна из ветвей этой обширной династии тоже осталась жить в морских глубинах и остановилась в своем развитии. Нынешние представители этой ветви являются рыбами, настолько похожими на современных

потомков Исава, что их сложно отличить друг от друга.

Ну и как же прикажете классифицировать этих животных? Традиционный эволюционный систематик отдал бы должное огромному сходству между примитивными глубоководными потомками Иакова и Исава и объединил бы их в одну группу. Но строгий кладист не имеет права так делать. Глубоководные потомки Иакова, как бы ни были они похожи на глубоководных потомков Исава, приходятся тем не менее более близкими родственниками млекопитающим. Их с млекопитающими общий предок жил позже, пусть даже и самую чуточку позже, их общего предка с потомками Исава, и потому следует объединить их в одну группу с млекопитающими. Кому-то такой подход может показаться чудачеством, но лично я воспринимаю его без раздражения. По крайней мере, он абсолютно ясен и логичен. Свои преимущества в самом деле есть и у кладистики, и у традиционной эволюционной систематики, и для меня не слишком важно, как именно люди классифицируют животных, до тех пор пока они в состоянии связно объяснить мне принципы своей классификации.

Вернемся теперь к другому важнейшему направлению систематической науки — к “измерителям чистого сходства”. Их, в свою очередь, тоже можно разделить на две школы. Обе они сходятся в том, что нужно изгонять эволюцию из повседневных занятий систематикой. Однако по поводу того, в чем должны заключаться эти повседневные занятия, между ними согласия нет. Одно из этих поднаправлений иногда называют “фенетикой”, а иногда — “нумерической таксономией”. Я же буду называть их “измерителями средних расстояний”. А представители другой школы измерителей сходства сами себя называют “трансформированными кладистами”. Название это крайне неудачно, так как на самом деле они являются всем чем угодно, но только не кладистами. Когда Джулиан Хаксли придумал термин “клада”, он дал ему ясное и недвусмысленное определение в понятиях эволюционного ветвления и эволюционного родства. Клада — это совокупность всех организмов, являющихся потомками некоего общего предка. А поскольку главная идея “трансформированных кладистов” состоит в том, чтобы избегать каких бы то ни было упоминаний об эволюции и о предках, то называть себя кладистами не слишком разумно с их стороны. Причина того, что они все же так себя называют, коренится в истории: они начинали как настоящие кладисты и продолжают использовать некоторые методы кладистики, отказавшись от лежащих в ее основе философии и логики. Боюсь, что у меня нет выбора и придется, хоть и с крайней неохотой, называть их трансформированными кладистами.

Мало того что “измерители средних расстояний” отказываются использовать эволюционную теорию в своей систематике (хотя в существовании эволюции они и не сомневаются) — они призывают даже не исходить из того допущения, что паттерн имеющихся сходств между организмами непременно должен иметь форму простой ветвящейся иерархии. Они стараются применять такие методы, которые должны обнаружить иерархическую структуру, если она действительно существует, и не обнаружить ее, если ее нет. Они спрашивают природу, в самом ли деле она организована по иерархическому принципу. Задача не из простых, и возможно, справедливо будет признать, что в действительности методов для ее решения у нас нет. Тем не менее сама эта цель представляется мне разновидностью похвального стремления избегать предвзятости. Методы, которыми пользуется данная школа, зачастую насыщены изощренной математикой и в равной степени пригодны для классификации как живых организмов, так и неживых объектов, например минералов или археологических экспонатов.

Эти систематики начинают обычно с того, что измеряют у рассматриваемых ими животных все показатели, какие только возможно. Интерпретировать полученные таким образом данные — задачка для смекалистых, но вдаваться в подробности я не буду. В конечном итоге из совокупности всех измерений выводится коэффициент сходства (или обратная ему величина — коэффициент различия) между какими-либо двумя организмами. При желании вы можете представить себе животных в виде точек, образующих скопления в пространстве. Крысы, мыши, хомяки и т. д. будут собраны поблизости друг от друга. А вдалеке от них, в другой части этого пространства, можно будет увидеть еще одно скопление, состоящее из львов, тигров, леопардов, гепардов и им подобных. Расстояние между любыми двумя точками в таком пространстве является мерилом того, насколько два данных животных похожи друг на друга, если судить на основании большого числа признаков. Расстояние между львом и тигром небольшое, так же как и между крысой и мышью. Однако расстояние между крысой и тигром, мышью и львом велико. Сопоставление различных признаков осуществляется обычно с помощью компьютера. Это пространство, в котором находятся животные, отдаленно и поверхностно напоминает Страну биоморф, однако разница в том, что здесь “расстояние” между организмами отражает их собственное сходство, а не сходство их генов.

После

того как среднее сходство (или расстояние) между каждым животным и каждым другим животным рассчитано, компьютер переходит к следующему пункту своей программы: тщательно перебрать весь имеющийся набор расстояний/сходств и попытаться втиснуть его в иерархическую схему разделения на группы. К сожалению, по поводу того, какой именно вычислительный метод использовать для выявления этих групп, имеется немало разногласий. Такого метода, который со всей очевидностью можно было бы назвать единственным верным, не существует, а разные методы не всегда дают один и тот же результат. Хуже того, не исключено, что некоторые из этих методов с чрезмерным “усердием” пытаются “увидеть” иерархическую организацию даже там, где ее нет. В последнее время школа измерителей расстояния, или “нумерических таксономистов”, несколько вышла из моды. Я считаю, что это временное явление, как оно нередко бывает с модой, и что подобную “нумерическую таксономию” не так-то просто списать со счетов. Полагаю, она еще возьмет реванш.

К другой школе измерителей чистого сходства относятся те, кто называет себя — как уже говорилось, по историческим причинам — трансформированными кладистами. Именно эта группа является основным источником тех самых “оскорблений”. Я не буду, как обычно делают, выискивать ее корни в рядах настоящих кладистов. Если говорить о философии, лежащей в основе их деятельности, то так называемые трансформированные кладисты имеют больше общего с другими измерителями чистого сходства — с теми, кто занимается “фенетикой” или “нумерической таксономией”, которую мы только что обсудили. Всех их объединяет неприязнь к тому, чтобы приплетать эволюцию к таксономической практике, хотя это и не обязательно свидетельствует о враждебности по отношению к идее эволюции как таковой.

Общими для трансформированных и для настоящих кладистов являются многие используемые ими практические методы. И те и другие изначально мыслят категориями ветвящихся деревьев. И те и другие подразделяют признаки на таксономически важные и на бесполезные для систематики. Однако логическое обоснование у такого подразделения в каждом случае свое. Подобно измерителям средних расстояний трансформированные кладисты отнюдь не стремятся к выяснению родословных. Свои деревья они выстраивают не на основании генеалогии, а руководствуясь исключительно сходствами и различиями. Они согласны с измерителями средних расстояний в том, что вопросом, является ли имеющееся распределение сходных признаков следствием эволюционной истории, задаваться не следует. Но если измерители расстояний готовы, хотя бы теоретически, узнать у природы, организована она по иерархическому принципу или нет, то трансформированные кладисты исходят из того, что организована. Это для них аксиома, символ веры: все на свете должно быть систематизировано в виде иерархического ветвления (или, что то же самое, в виде вложенных друг в друга ячеек). А поскольку их ветвящиеся деревья не имеют никакого отношения к эволюции, то не обязательно строить их только для живых организмов. Методы трансформированной кладистики подходят, если верить их сторонникам, для классификации не только животных и растений, но также камней, планет, библиотечных книг и горшков бронзового века. Иными словами, трансформированные кладисты не согласились бы с моей проводившейся выше мыслью, что эволюция — это единственное разумное основание для однозначной иерархической системы.

Как мы уже видели, измерители средних расстояний оценивают, насколько далеко располагается одно животное от другого: большая дистанция означает для них отсутствие сходства, а маленькая — его наличие. И только когда этот своеобразный суммарный показатель сходства уже вычислен, они пытаются представить свои результаты в виде ветвящейся “древовидной” диаграммы, где одни группы входят в состав других. Однако трансформированные кладисты, подобно настоящим кладистам, к которым они некогда принадлежали, сразу же начинают оперировать группами и бифуркациями. Их цель, как и цель настоящих кладистов, состоит — по крайней мере теоретически — в том, чтобы построить все возможные древовидные схемы и выбрать из них самую лучшую.

Но о чем они на самом деле говорят, когда рассматривают каждое возможное “дерево”, и что они имеют в виду под наилучшим? Какому гипотетическому состоянию мира соответствует каждая из диаграмм? Для истинного кладиста, последователя В. Хеннига, ответ на этот вопрос кристально ясен. Каждая из 15 альтернативных схем, которые могут объединить между собой четырех животных, отображает предполагаемую родословную. Из всех этих 15 мыслимых родословных одна и только одна должна быть верной. Предки данных четырех животных действительно существовали в реальности. При допущении, что генеалогическое древо способно ветвиться только дихотомически, мы имеем 15 возможных вариантов истории. Четырнадцать из них наверняка ошибочны. Только один является правильным, то есть соответствующим той истории, которая произошла на самом деле. Из всех 135 135 родословных, какие можно составить для восьми животных, 135 134 должны быть неправильными и только одна — соответствующей исторической правде. Определить, какая именно верна, бывает непросто, но настоящий кладист имеет основания быть уверенным хотя бы в том, что существует не более одного правильного варианта.