Слепой Пегас или БОМЖ с пистолетом
Шрифт:
Я, конечно, не мог быть смотрящим. Хотя в краслаге сидел. Но с ворами у меня в зонах всегда были дружественные отношения. Я им помогал с касатками (кассационными жалобами), с письмами заочницам. Они меня оберегали от беспредельщиков, которых и на зонах хватает. А по воровскому сленгу я даже курсовую написал одному охраннику. Я подрабатывал в заключении тем, что писал ментам-заочникам юрфаков курсовые и дипломные работы. Это лучше, чем вкалывать на лесоповале.
Почему же так долго нет моих пацанов? Я их за выпивкой послал, а не за смертью. Я допил пиво, пописал и направился в буфет. Чувствовал я себя довольно бодро, наверное несколько стрессов этих суток порядочно встряхнули организм и насытили его активными реагентами. Но выпить все равно хотелось.
Гостиница жила вечерней второразрядной жизнью. Из номеров доносились взвизгивания и вскрикивания разных тональностей. Многие звуки имели выраженный восточный акцент. Мне навстречу попадались плохие парни в непременных клубных пиджаках из Турции. Яркие пиджаки, весьма уместные в этом постоялом дворе, великолепно гармонировали с обвислыми спортивными штанами из синтетики с надписями известных фирм. Приятно было понимать, что сами штаны к этим фирмам никакого отношения не имели. Их сопровождали полупьяные соплячки с раскраской лиц по стандартам вымершего племени людоедов мумба-юмба.
В буфете играла музыка. Единственным достоинством этой музыки был уровень децибел. Эта музыка была бы уместна при загоне на носорогов. Но она добросовестно заглушала кваканье сидящих за столиком человекообразных. Пацаны мои находились тут же. Они важно восседали за угловым столом в компании какого-то толстяка, отличавшегося от основной массы тем, что на нем был полностью спортивный костюм. Без блейзера. Поганец Витек отчаянно кокетничал. Вася старательно учился приемам обольщения. Толстяк истекал жирным потом и подливал в бокалы мальчишек какое-то вино. Меня они не видели.
Первым желанием было подойти и надавать им по шеям, но мелькнула некая мысль, я ее поймал за махонький хвостик и решил обсосать на досуге. Поэтому я подошел к стойке, купил большую бутылку “Абсолюта”, три пива, пакетик кедровых очищенных орешек и вышел из буфета незамеченным.
Мне еще требовалась аптека. Аптечный пункт был на другом этаже и к счастью еще работал. Я купил глицин, метионин, аспаркам, седалгин и пипольфен. Этих препаратов мне, в принципе, могло хватить для выхода из запоя.
Я — алкоголик со стажем. Многократно лечился, испробовал все официальные методики от кодирования до вшивания. Все зря! В конце концов я разработал собственную методику выхода из похмелья, говоря на медицинском языке, — купирование состояния абстиненции. В вопросах алкоголизма я уверенно могу считать себя профессионалом; давно хочу написать книгу: “Русское похмелье”, где поделюсь собственным опытом и рациональными методиками. Которые, кстати, были хорошо известны нашим предкам. Тот же глицин или аминоуксусная кислота, который производится более 20 лет, но наркологами стал применяться недавно.
Надо сказать, что если раньше глицин был страшны дефицитом, нынче его легко купить в аптеке. По крайней мере в столичной. На периферии он по-прежнему в дефиците.
Но что делать, если глицин не купить в аптеке? Рекомендации просты, как все гениальное. Обычный пищевой желатин, имеющийся в арсенале любой хозяйки, содержит до 20% глицина, в 100 граммах желатина находится около 20 граммов этого эликсира. Надо лишь приготовить заливное из рыбы или свинины.
Таким образом, это совершенно русское блюдо, испокон веков подававшееся под закуску к любому столу среднего достатка, заключает в себе не менее 4.5 граммов драгоценного глицина (с учетом богатого рыбного белка в 1.2-1.5 раза больше) — блестящая иллюстрация проявления отечественного алкогольного стереотипа как неосознанного инстинкта самосохранения нации.
Я вернулся в номер, приглушил звук телевизора, снял неприятно пахнущие джинсы, убрал пистолет в сумку, поставив его на предохранитель, выпил сразу полстакана водки с тремя таблетками седалгина. В нем были не только обезболивающие, но и успокаивающие элементы. И кофеин в нем был.
А мне надо было и успокоиться, и обезболить живот, и сосуды расширить для продуктивного мышления. Та мыслишка сводилась к простой истине — меня могли вычислить через Витька. И вообще, этот Витек — темная лошадка. То, что он иногда ночует на бичхатах, не исключает его работу осведомителем. Чьим — не существенно; я не знаю же, какие силы представляют заказчики? А стукач такой удобен и властям, и уголовникам. Незаметен, вхож в разные слои общества. Удобней, даже, чем обычная проститутка (из которых, между прочим, каждая вторая постукивает). Да и возраст его мне известен с его же слов. Может он и старше, этот тип людей возраста не имеет.
Проверить версию было несложно, но сперва надо было кое-что предпринять.
Поэтому я зарядился “Абсолютом”, спустился к администраторше, купив по дороге коробку дорогих конфет, в пять минут договорился с ней о переезде в другой номер (люкс, на самом верхнем этаже), который она оформила на несуществующую фамилию, доплатил за неделю и за старый номер, он оставался за мной, и за новый, куда и перенес часть имущества.
Теперь следовало дождаться мальчишек и навешать им лапшу на уши. Я налил себе водки и, поставив стакан рядом, развалился в кресле, уставившись в телевизор.
С ящиком у меня отношения сложные. Когда был богатым, смотрел только видик. Пока бичевал пристрастился на вокзалах к любым передачам. Всегда было ощущения, что я ворую это зрелищное удовольствие, так как менты гоняли нашу братию с вокзалов добросовестно. И вот, впервые за последнее время, я мог смотреть телевизор со всеми удобствами, щелкая переносным пультом. Все обилие московских каналов. С водочкой и сигаретой. И буквально через полчаса у меня появилось странное чувство брезгливости.
Существовал раньше в России лубок. Плоскостные картинки с яркими красками и примитивными сюжетами. Потребителями лубочного “искусства” были рабы из крестьян и рабочих, не обученные воспринимать рисованный объем и мысли художника. Вины этих людей в собственной примитивности не было, безграмотность — не вина, а несчастье, как болезнь. Такие суррогаты, заменяющие искусство были и есть во всех странах. Так вот, сейчас по всем каналам я имел “счастье” наблюдать американизированный примитив во всех его немногочисленных формах.
Если бы я был инопланетянином и захотел составить духовный портрет среднего жителя России по рекламе, то он вырисовывался таким.
С утра россиянин чистить зубы разнообразными пастами, примеряет колготки “Омса” и разнообразные прокладки, обкладывает детей памперсами, глотает нечто мгновенного приготовления, запивая разнообразными чудо-йогуртами и соками без консервантов; после еды забивает рот антикариозными жвачками и садится на диван, созерцать товары телевизионного магазина.
Днем он катается на яхтах, автомашинах, горных лыжах; периодически жрет канцерогенный “Марс” или “Баунти”, запивая огромным количеством разнообразного пива, пепси и кофе; позванивает по сотовому телефону, чтоб сообщить об уменьшении тарифов; обязательно посещает магазин кожи и беспрерывно жует какую-то резиновую пакость без сахара.