Слепой стреляет без промаха
Шрифт:
Глеб снова наполнил чашку горячим напитком и взглянул на часы. Стрелки неумолимо двигались вперед. Через пять минут должен был появиться гость. Гость всегда появлялся с предупреждением, соблюдая все правила конспирации.
Вот и на этот раз, едва секундная стрелка заняла вертикальное положение, зазвонил телефон. Глеб даже не подошел к нему, он просто повернул голову и сделал глоток. Два сигнала – перерыв – один, затем еще один.
– Значит, все в порядке, – удовлетворенно хмыкнул Глеб Сиверов и поставил чашечку на пыльный стол. На ней
На столе также появилась массивная металлическая пепельница чугунного литья на тонких гнутых ножках. Эта пепельница принадлежала еще отцу Глеба, который любил курить «Беломор», как все ленинградские интеллигенты. А вот Глеб папирос не любил, да и курил он немного – только тогда, когда не работал.
Сейчас он мог себе это позволить.
Когда секундная стрелка сделала пять кругов, послышался стук в дверь. Три приглушенных удара, затем более громкий и опять два приглушенных. Глеб подошел к двери, и сверкающие стальные ригели сдвинулись. Дверь бесшумно отворилась.
В проеме стоял коренастый мужчина в сером твидовом пиджаке и голубой рубашке. Галстук был в тон пиджака. На широком лице, обрамленном седыми волосами, выделялись массивные очки в темной оправе.
Гость улыбнулся.
– Проходи, – сказал Глеб, протягивая для рукопожатия ладонь.
Мужчины уже в комнате внимательно посмотрели друг на друга.
– Я вижу, ты хорошо отдохнул, загорел, – сказал вошедший.
– Как тебе сказать… отдыхать – не работать, – пробормотал Глеб и улыбнулся.
А вот мужчина в ответ не улыбнулся.
Глеб обратил внимание, что лицо гостя сосредоточено, а за стеклами очков взгляд куда-то все время убегает, словно выскальзывает. И Глеб, как ни старался поймать взгляд гостя, это ему не удалось.
– Проходи, проходи, присаживайся. Кофе? Сигареты? Извини, у меня здесь не убрано, пыльно.
– Может, тебе нанять домработницу?
– Если только из штатных сотрудников и с длинными ногами.
– Неужели тебя все еще интересуют женщины? – спросил гость, усаживаясь на диван.
– По-моему, они интересуют всех мужчин, начиная с пятилетних детей и кончая пятисотлетними стариками.
Гость захохотал, показывая крепкие белые зубы. Но его взгляд остался неподвижным. Смеялись только губы, а вот в глазах была настороженность, холодность и какая-то отчужденность.
– Чем ты так озабочен? – спросил Глеб, подвигая к гостю блюдечко и чашечку с горячим кофе.
– Есть дела, Глеб.
– Ясно, что есть, иначе ты не появился бы у меня.
– Действительно, ты догадлив. Только не надо употреблять твою любимую фразу: «Это же элементарно, Ватсон», – пошутил гость.
– Это действительно элементарно, – улыбнулся Глеб, но тут же посерьезнел.
– Если ты меня ищешь – значит, я тебе нужен. А если я тебе нужен, значит, есть какая-то срочная работа. А если есть срочная работа…
– Правильно, Глеб, если есть работа, то ее надо быстро сделать.
– Ну что ж, говори, – сказал Глеб.
Мужчина взял чашечку, сделал маленький глоток.
– Хороший кофе.
– Да, настоящий, с кофеином.
– Хороший кофе, очень хороший, – смакуя, сказал мужчина, и на его лице появилась блаженная улыбка, словно он смог расслабиться впервые за много дней напряженной работы.
Поставив чашечку на стол, мужчина положил руки с короткими пальцами на колени и запрокинул голову. Он прикрыл глаза, снял очки, извлек из кармана пиджака безукоризненно чистый носовой платок и стал протирать стекла.
– Ну, говори, говори же, я жду.
Глеб неторопливо раскурил сигарету и почему-то подумал, что сейчас услышит что-то не очень приятное.
– Ты знаешь, что случилось, пока тебя не было? – водрузив очки на широкое лицо и откинув седую прядь, спросил гость.
– Думаю, что за полтора месяца многое могло произойти. И, скорее всего, произошло.
– Да, у нас поменялось начальство.
– И кто же стал твоим непосредственным шефом?
– Ты его знаешь. Это человек президента, – прозвучала фамилия.
– По-моему, толковый мужик, – сказал Глеб.
– Я пока присматриваюсь.
– Обо мне он, конечно, не знает.
– О тебе знаю только я.
– Почему только ты? – подался вперед Глеб.
– Потому что Альберта Кострова нет в живых.
– Как нет?! – воскликнул Глеб, отставляя чашечку на стол и медленно опуская сигарету с цилиндриком пепла на край пепельницы.
– Он погиб в Югославии.
– Будь она проклята! – прошептал Глеб. – Ненавижу мусульман, ненавижу все их дела.
– Да, я знаю. Ведь и тебя ранили там же.
– Да ну к черту! Лучше об этом не вспоминать. Давай помянем Альберта, – сказал Глеб.
Он резко встал, даже было слышно, как в напряженной тишине хрустнули его суставы. Он решительно подошел к холодильнику, открыл дверцу и вернулся к столику с бутылкой водки и двумя рюмками.
– Давай помянем. Пусть земля ему будет пухом, – сказал Глеб.
– Не земля, а вода, – сказал гость.
– Сергей, как это произошло? – грустно и настороженно осведомился Глеб и наполнил рюмки холодной водкой.
– Точно я не знаю. Известно лишь то, что вертолет, в котором летел Альберт с двумя нашими людьми, был сбит над морем, сбит ракетой. Из вертолета никто не спасся. С берега видели, как горящий вертолет упал в море. Найти никого не удалось…
– А тебе точно известно, что Альберт был там?
– Да, абсолютно точно. Есть дюжина свидетелей, видевших, как он садился в вертолет. И потом, уже с воздуха, он разговаривал с берегом, разговаривал с землей. И знаешь, Глеб, уезжая туда, в эту долбаную Югославию, он сказал: «Чую, Сергей, это моя последняя поездка». Я как мог успокоил его, сказал, что ничего не произойдет, но попросил быть осторожным.