Слепой убийца
Шрифт:
– Не думаю, что Лора хочет быть забавной, – заметила я.
– Но так трудно понять! – Мы помолчали, глядя друг на друга через стол. – У неё и последователи есть, – прибавила директриса не без зависти. Подождав, пока я переварю эту информацию, она продолжила: – И потом, у неё слишком много пропусков. Я понимаю, проблемы со здоровьем, но все же…
– Какие ещё проблемы? – удивилась я. – С Лорой все в порядке.
– Ну, она столько ходит к врачу, я решила…
– К какому врачу?
– Это не вы писали? – И она предъявила мне пачку писем. Я сразу же узнала свою бумагу. Потом просмотрела письма: я их не писала, но подпись стояла
– Понятно, – сказала я, забирая пальто и сумочку. – Придется с Лорой поговорить. Спасибо, что уделили мне время. – И я пожала директрисе кончики пальцев. Было ясно без слов, что Лору из школы придется забрать.
– Мы так старались. – Бедняжка чуть не рыдала. Еще одна мисс Вивисекция. Рабочая лошадка. Благие намерения и никакого толку. Лоре не чета.
Вечером Ричард спросил, как прошла встреча, и я рассказала о Лорином пагубном влиянии на одноклассниц. Ричарда это не рассердило, а позабавило, едва ли не восхитило. Он сказал, у Лоры есть характер. Умеренно бунтует – значит, заводная. Он и сам не любил школу, учителя с ним мучились. Вряд ли по тем же причинам, что с Лорой, подумала я, но промолчала.
О подложных письмах я не упомянула: пусти лису в курятник. Дразнить учителей – одно дело, прогуливать – совсем другое. Попахивало преступлением.
– Зря ты подделала мой почерк, – сказала я Лоре наедине.
– Почерк Ричарда не получается. Он совсем другой. Твой гораздо проще.
– Почерк – личная вещь. Смахивает на воровство. Секунду она казалась расстроенной.
– Прости. Я просто одолжила. Подумала, ты не будешь против.
– Думаю, нет нужды спрашивать, зачем?
– Я не просила, чтобы меня посылали в школу, – сказала Лора. – Меня там все любят не больше, чем я их. Не принимают всерьёз. Они сами не серьёзные. Если б мне пришлось туда все время ходить, я бы и правда заболела.
– А чем ты занималась вместо школы? – спросила я. – Куда ты ходила? – Я боялась, не встречается ли она с кем-нибудь – с мужчиной. Уже пора.
– Куда придется, – ответила Лора. – Ездила в центр, сидела в парке или ещё где. Или просто бродила. Пару раз видела тебя, но ты меня не заметила. Ты, наверное, в магазин шла.
К сердцу прилила кровь, потом его стиснуло: меня скрутило паникой. Должно быть, я побледнела.
– Что с тобой? – спросила Лора. – Тебе плохо?
В мае мы отправились в Англию на «Беренжерии», а в Нью-Йорк возвращались первым рейсом «Куин Мэри» [102] . «Куин Мэри» – крупнейший и самый роскошный океанский лайнер за всю историю кораблестроения – во всяком случае, так писали в рекламных буклетах. Ричард сказал, это эпохальное событие.
102
Трансатлантический лайнер, самое крупное пассажирское судно в истории кораблестроения. Спущено на воду в 1934 г., использовалось до 1964 г., затем было поставлено на прикол в Лонг-Бич, Калифорния, и превратилось в гостиницу и музей.
С нами поехала Уинифред. И Лора. Путешествие пойдет ей на пользу, сказал Ричард: после внезапного ухода из школы она подавлена, бледна и болтается без дела. Оно расширит Лорин кругозор, такая девушка, как она, сумеет извлечь из него пользу. В любом случае, не оставлять же её одну.
Публика была ненасытна. Каждый
В первый день меня мутило, но потом все наладилось. На пароходе постоянно танцевали. Я уже научилась танцевать – не слишком хорошо, но вполне прилично. (Ничего не делай слишком хорошо, говорила Уинифред, а то подумают, ты из кожи вон лезешь.) Я танцевала не только с Ричардом, но и с его деловыми партнерами, которым он меня представил. Позаботьтесь об Айрис для меня, говорил он, улыбаясь и хлопая их по плечу. Он тоже танцевал с другими женщинами, с женами знакомых. Иногда выходил покурить или погулять по палубе – так он говорил. Мне же казалось, он злится или размышляет. Отсутствовал, к примеру, час. Затем возвращался, садился за столик и смотрел, как я танцую, а я не знала, давно ли он здесь.
Я решила, он недоволен, потому что плавание сложилось не так, как он рассчитывал. Он не смог заказать столик в зале «Веранда Гриль» и не познакомился с теми, с кем хотел познакомиться. Дома он был крупной шишкой, но на «Куин Мэри» встречались шишки покрупнее. Уинифред тоже не котировалась, и вся её энергия пропадала зря. Я не раз видела, как её ставили на место женщины, с которыми она заговаривала. В конце концов она ограничилась, как она выражалась, «нашим кругом», надеясь, что это не бросается в глаза.
Лора не танцевала. Не умела и не проявляла к танцам интереса – кроме того, она была слишком молода. После ужина запиралась в каюте и говорила, что читает. На третий день за завтраком глаза у неё были красные и опухшие.
Вскоре после завтрака я пошла её искать. Лора сидела в шезлонге на палубе, закутавшись в плед по самую шею, и апатично следила за игрой в серсо. Я села рядом. Крепкая молодая женщина прошла мимо с семью собаками, каждый пес – на отдельном поводке; несмотря на холод, женщина была в шортах, открывавших загорелые ноги.
– Я тоже могла бы так работать, – сказала Лора. – Как?
– Гулять с собаками, – пояснила она. – С чужими собаками. Я люблю собак.
– Может, хозяев не полюбила бы.
– Я бы и не с ними гуляла. – Лора надела темные очки, но тряслась.
– Что-нибудь случилось? – спросила я.
– Ничего.
– Ты же замерзла. Ты не заболеваешь?
– Со мной все в порядке. Не суетись.
– Я же волнуюсь.
– Ну и не надо. Мне уже шестнадцать. Скажу, если заболею.
– Я обещала папе о тебе заботиться, – сказала я сухо. – И маме тоже.
– Глупо с твоей стороны.
– Это уж точно. По молодости. Не знала, как поступить. В молодости вечно так.
Лора сняла темные очки, но на меня не смотрела.
– Чужие обеты – не моя вина, – сказала она. – Папа меня тебе навязал. Не знал, что со мной делать – с нами обеими. Но он уже умер, они оба умерли, так что ничего страшного. Я тебя отпускаю. Ты свободна.
– Лора, что с тобой?
– Ничего, – сказала она. – Но каждый раз, когда мне хочется подумать – разобраться во всем – ты говоришь, что я больна, и начинаешь придираться. Свихнуться можно.