Слепой убийца
Шрифт:
Мы пробыли в Авалоне дольше, чем я предполагала, и уж конечно дольше, чем мне хотелось: меня словно заточили в клетку, заперли на замок, запретили двигаться.
За день до предполагаемого отъезда, когда я спустилась к завтраку, за столом сидела одна Уинифред. Она ела яйцо.
– Ты пропустила спуск на воду, – сказала она.
– Какой ещё спуск?
Она махнула рукой в окно: с одной стороны Лувето, с другой Жог. Я с удивлением увидела на борту отплывающей яхты Лору. Она сидела на носу, точно носовое украшение. К нам спиной. Ричард стоял у штурвала. В кошмарной шляпе яхтсмена.
– Хорошо
– А ты не поплыла?
– Вообще-то нет. – Голос её прозвучал странно – я решила, она ревнует: во всех Ричардовых начинаниях она привыкла играть первую скрипку.
Мне стало легче: может, Лора смягчилась и прекратила боевые действия. Может, увидит в Ричарде человека, а не мокрицу из-под валуна. Это существенно упростит мне жизнь. И атмосферу улучшит.
Но нет. Напряжение только возросло, хотя роли поменялись: теперь уже Ричард покидал комнату, едва Лора входила. Будто он её боится.
– Что ты сказала Ричарду? – спросила я её как-то вечером уже в Торонто.
– Ты о чем?
– Ну, когда вы с ним плыли на «Наяде»?
– Ничего я ему не говорила, – ответила она. – С чего бы?
– Не знаю.
– Я ему никогда ничего не говорю, – сказала Лора, – потому что мне нечего сказать.
Каштан
Я прочитала написанное и вижу, что все не так. Я ничего не искажала – просто кое-что скрыла. Но скрытое остается пробелами.
Ты, конечно, хочешь знать правду. Чтобы я сложила два и два. Но два плюс два не всегда равно правде. Два плюс два равняется голосу за окном. Два плюс два равняется ветру. Живая птица – не кучка пронумерованных косточек.
Прошлой ночью я внезапно проснулась, сердце отчаянно колотилось. За окном что-то звякнуло. Кто-то бросал в стекло камешки. Я выбралась из постели, ощупью добралась до окна, подняла раму и выглянула. Я была без очков, но хорошо видела. Почти полная луна, вся в прожилках и старых шрамах, а ниже разливался нежно-оранжевый свет уличных фонарей, что отражались в небе. Прямо подо мной – тротуар, покрытый пятнами теней; его загораживал каштан в саду перед домом.
Я понимала: каштана здесь быть не может, он растет в другом месте, в сотнях миль отсюда, возле дома, где я когда-то жила с Ричардом. И все же вот он, надежной, прочной сетью раскинул ветви, слабо поблескивают белые мотыльки цветов.
Снова что-то звякнуло. Внизу проступил склоненный силуэт: человек рылся в мусорных баках, искал бутылки в отчаянной надежде что-нибудь из них вытрясти. Уличный пьяница, мучимый пустотой и жаждой. Он двигался осторожно и воровато, будто не искал, а шпионил, перетряхивал мой мусор в поисках улик против меня.
Но вот он выпрямился, вышел на свет и поднял голову. Я увидела черные брови, глазные впадины, улыбку, разрезавшую темный овал лица. На ключицах что-то белело – рубашка. Он поднял руку, отвел её в сторону. Помахал в знак приветствия или прощания.
Он уходил, а я не могла его позвать. Он знал, что я не могу позвать. Вот он скрылся.
Сердце сжалось. Нет, нет, нет, нет – послышался голос. Слезы струились по моему лицу.
Но я сказала это вслух – слишком громко, потому что проснулся Ричард. Он стоял у меня за спиной. Сейчас положит руку мне на шею.
И тут я действительно проснулась. С мокрым
Когда ты молод, кажется, что все проходит. Мечешься туда-сюда, комкаешь время, тратишь напропалую. Точно гоночный автомобиль. Кажется, что можно избавиться от вещей и людей – оставить их позади. Еще не знаешь, что они имеют привычку возвращаться.
Время во сне заморожено. Оттуда, где ты был, не убежать.
А звяканье не померещилось – стекло билось о стекло. Я вылезла из кровати – из своей настоящей односпальной кровати – и доползла до окна. Два енота рылись в соседском мусоре, переворачивая бутылки и консервные банки. Мусорщики, свои на любой свалке. Взглянули на меня – настороженные, но не испуганные; в лунном свете их воровские маски совсем черны.
Удачи вам, подумала я. Берите, что можете, пока оно плывет к вам в лапы. Кому какое дело, по праву ли оно ваше. Главное – не попадайтесь.
Я вернулась в постель и лежала в давящей темноте, прислушиваясь к дыханию, которого рядом не было.
X
Слепой убийца: Люди-ящеры с Ксенора
Неделями она как на иголках. Заходит в ближайший магазин и покупает пилку или ногтечистку, мелочь какую-нибудь – а потом идет мимо журналов, не прикасаясь к ним и стараясь, чтобы никто не заметил, как она смотрит; она цепко выхватывает с обложек заголовки, ища его имя. Одно из имен. Она их теперь знает – большинство, по крайней мере: она обналичивала его чеки.
Фантастические истории. Таинственные сказки. Потрясающе! Она пробегает глазами все.
Наконец видит нечто. Должно быть, оно: Люди-ящеры с Ксенора. Первый захватывающий эпизод хроники Цикронских войн. На обложке – блондинка в псевдовавилонском наряде: белое платье туго перетянуто золотой цепью под невероятного размера грудью, шея обвита лазуритом, из темени пророс серебряный полумесяц. Влажные губы, открытый рот, расширенные глаза. Она в когтях у двух трёхпалых существ с вертикальными зрачками, одетых только в красные шорты. У существ плоские лица, кожа покрыта чешуей – оловянной, как перья чирка, маслянистой, точно жиром полита; под серо-голубым бугрятся мышцы. Безгубые пасти со множеством острых, как иголки, зубов.
Она бы их всюду узнала.
Как купить книжку? В этом магазине нельзя: её здесь знают. Не годится странными поступками давать повод для слухов. В следующий поход по магазинам она заезжает на вокзал и находит журнал в киоске. Тоненькая грошовая книжица. Она расплачивается, не снимая перчаток, поспешно скатывает журнал трубочкой и сует в сумку. Продавец странно смотрит, но с мужчинами это бывает.
В такси она прижимает журнал к груди, тайком приносит в дом и запирается в ванной. Она знает: переворачивая страницы, руки будут дрожать. Эти истории читают бродяги в товарняках или школьники – с фонариком под одеялом. Сторожа по ночам, чтобы не заснуть; коммивояжеры в гостиницах в конце неудачного дня – сняв галстук, расстегнув рубашку, закинув ноги на стол и потягивая виски из стаканчика для зубной щетки. Полицейские скучными вечерами. И никто не обнаружит послания между строк. Оно предназначено ей одной.