Слепой в зоне

Воронин Андрей Николаевич

– Времени у нас, я догадываюсь, как всегда, в обрез?

Генерал подобрался, как перед прыжком, и наконец быстро заговорил, одновременно глядя на Сиверова и вытаскивая из верхнего отделения сейфа толстую папку с блестящими дужками. Руки его при этом подрагивали, точно ему было невтерпеж поделиться с Глебом тем, что он знает, или хотя бы на время избавиться от этой папки. А папка выглядела вполне обычно. Тысячи таких же папок стоят на стеллажах в различных конторах. Обычно в них подшивают документы, а затем они подолгу пылятся, пока, наконец,

уже никому не нужные документы не выбросят или не уничтожат.

«Когда-нибудь и эти бумажки станут ненужным, а может, опасным хламом. Так или иначе, от них избавятся», – подумал Глеб.

Но сейчас для генерала Судакова эта папка была самой большой драгоценностью в мире, ведь в ней хранилось все то, что ему и его людям удалось собрать, в ней крылась причина того, зачем он вызвал своего лучшего агента Глеба Сиверова по кличке Слепой из Парижа.

– Вот, смотри, – генерал открыл папку.

Глеб поднялся из мягкого кресла, подошел к столу, оперся об него руками и посмотрел на первую страницу. Там, запаянная в целлофан, лежала фотография.

Под фотографией стояла подпись: «Шанкуров Аркадий Геннадьевич». Глебу с первого взгляда не понравился человек, изображенный на снимке.

– Да, неприятная личность, – тихо сказал Сиверов и посмотрел на генерала, словно тот мог сказать что-то в оправдание Шанкурова.

Генерал нахмурился, его лицо покраснело, с губ уже готовы были сорваться бранные слова, но он сдержался.

– Мы знали, что он мерзавец, но чтобы до такой степени… Мы даже не могли подозревать. Глебу хотелось сказать: генерал, давайте поближе к делу, а то вы все ходите вокруг да около. К чему оправдания. Лавры поделим потом – сейчас же надо работать.

И генерал понял желание Глеба.

– Так вот, этот мерзавец Шанкуров сидит сейчас в тюрьме, под надежной охраной. Бежать оттуда он не сможет. Вначале его взяли сотрудники МУРа, затем передали нам.

– Так что же натворил этот Шанкуров?

– А натворил он вот что…

Генерал посмотрел на Крапивина, и Крапивин понял, генерал требует, чтобы начало, истории рассказал он. Крапивин поднялся и принял такой вид, будто собирался читать доклад перед публикой.

– Спокойнее, ты не нервничай, – прикрикнул на подчиненного Судаков.

– Так вот, Шанкуров две недели назад сбил на своем шестисотом «мерседесе» старика и двух детей, буквально впечатал их в «икарус». Народу при этом присутствовало море, есть куча свидетельских показаний. Сам он был вдрабадан пьян, выстрелил в сотрудника ГАИ из пистолета, потом пытался откупиться, пугал всех своими связями. В общем, дело обычное. Самое противное не то, что он убил старика и двух детей, он не хотел этого так получилось, а то, что он умышленно ранил майора ГАИ. И еще неизвестно, выкарабкается ли тот – до сих пор в реанимации.

– Круто! – вздохнул Сиверов.

– Да-да, подонок. Форменный. Таких надо сразу ставить к стенке.

Крапивин замолчал.

Продолжил Судаков:

– Мы за этим Шанкуровым присматривали уже больше

года, мы его вели и знали, что он замешан во многих аферах, что он приторговывает наркотиками, отмывает грязные деньги… Короче, целый букет мерзостей числится за этим гражданином или, как таких сейчас называют, господином. Но все бы ничего, дело это было бы не нашим, занималось бы им Управление внутренних дел, и, думаю, за смерть старика и двух детей, а также за выстрел в майора, его раскрутили бы на полную катушку… Грозила бы ему вышка. В крайнем случае, максимальный срок – я понимаю, он найдет самых лучших, самых известных адвокатов и отмажется, насколько возможно. Но дело приняло иной оборот… И поэтому, Глеб, ты здесь, – генерал явно не был мастером говорить долго и складно, куда больше ему нравилось отдавать короткие приказы, – на тебя вся надежда.

– Ясно… – Глеб скромно, как ученик, опустил голову и усмехнулся. Он не любил выслушивать дифирамбы в свой адрес.

Генерал молчал, словно размышляя, стоит ли доверять Глебу важную государственную тайну. Но иного выхода он не видел.

– Так вот, Глеб Петрович, дальше началось такое, что не приснится и в страшном сне. А если и приснится, то сразу же надо креститься и пить святую роду или водку большими стаканами, без закуски.

Глеб внутренне собрался, он понял, что сейчас разговор зайдет о главном. И не ошибся.

– Так вот, мы вели господина Шанкурова, следили за каждой его сделкой, контролировали все встречи, прослушивали телефон, читали всю корреспонденцию, отслеживали его факс и спутниковый телефон. В общем, обложили мерзавца со всех сторон. На нем висели наркотики, партии контрабанды, и нам хотелось раскрутить его до конца, чтобы накрыть всю сеть сразу. Но тут… – генерал посмотрел на окно, на опущенные планки жалюзи и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. – Ну и жара же сегодня! Вроде бы дождь накрапывал, но так и не собрался.

– Да, жарко, – поддержал генерала полковник Крапивин и бросился открывать окно.

– Не открывай, лучше включи кондиционер, – генерал, по-видимому, опасался, что разговор могут подслушать. – Так вот, мы уже хотели прихватить этого Шанкурова, взять с поличным. Оставался какой-то месяц или пара-тройка недель.

Но, как всегда, в самый последний момент случается какая-нибудь дрянь. Может, лучше было бы, если бы сотрудники ГАИ и милиции, приехавшие на перекресток Остоженки и Савельевского, убили его и его охранников на месте. Нам не было бы хлопот.

– Так в чем же дело все-таки? – Глеб сел, развалившись в кресле, закинул ногу на ногу и стал качать мыском ботинка.

Судакова такое поведение Сиверова раздражало, но он не стал делать замечаний, перед ним находился не Крапивин, на которого можно было прикрикнуть и послать за кофе или за каким-нибудь документом в архив, надолго прогнав с глаз долой.

– Ровно три дня назад случилось самое ужасное, то, о чем мы и не подозревали. Никто даже и не думал, что этот Шанкуров так развернется.