Слепой в зоне

Мужчина в строгом деловом костюме, белоснежной рубашке, дорогом галстуке медленно шел по аллее парка. Под тонкими подошвами его туфель хрустели мелкие камешки. Уже по одному тому, как он идет, было понятно: он непривычен к пешим прогулкам. Люди его плана ездят в лимузинах, созерцают Вашингтон сквозь толстые бронированные стекла. На вид ему можно было дать лет пятьдесят, если только богатая жизнь не позволила ему сохранить цветущий вид и в старости – короткая аккуратная стрижка,

Было около десяти часов вечера. Парк сделался безлюдным, в наступавших сумерках белели скамейки, поблескивали урны из нержавеющей стали. Город, возвышавшийся над старыми деревьями, зажигался тысячами огней.

Поздний посетитель парка подошел к пруду. Прямо от его ног, от самой каменной набережной метнулась в темную глубину воды тень рыбы. Он отодвинул двумя пальцами манжету и взглянул на часы. Затем поправил золотую запонку с тускло мерцающим бриллиантом. Уселся на немного влажную от вечерней росы скамейку и наугад развернув толстую газету, принялся читать первую попавшуюся статью.

Так уж получилось, что на первой странице «Вашингтон пост» оказалось изображение Капитолия, снятого почти с того самого места, на котором сейчас сидел мужчина. И если бы он оторвал взгляд от газетных строк, то увидел бы подсвеченный прожекторами белый, купол помпезного ампирного здания на Капитолийском холме. Он не нервничал, не беспокоился, просто ждал. Таким людям, как он, если уж они назначили встречу, никогда и в голову не придет, что нужный человек не появится в нужное время. Каждое их слово – это приказ, даже каждая минута их молчания – это тысячи долларов. Приподнятые в удивлении или сведенные в недовольстве брови могут означать для собеседника потерю миллионов.

Пробежав статью до фамилии автора, обладатель седеющей бородки посмотрел в сумрак аллеи. И как раз вовремя.

Размашисто шагая, к нему приближался молодцеватый, с навечно прилипшей к лицу бесцветной улыбкой человек лет тридцати. Коротко стриженный, гладко выбритый, с немного суетливым, но тем не менее веселым взглядом. Ожидавшему на скамейке показалось, что пришедший рад видеть его, хотя в общем-то отношения между ними измерялись только деньгами, но можно радоваться и просто встрече со знакомым тебе соотечественником, если давно не приезжал на родину.

– Не смотрите на часы, я никогда не опаздываю.

– Я смотрю – а вдруг вы пришли раньше…

– Такого тоже не случается.

– Садитесь, – предложил владелец золотых запонок с бриллиантами так, словно разговор происходил у него в офисе, а не в парке, принадлежащем городским властям, и, аккуратно сложив газету, отправил ее в урну.

– Не откажусь. Вряд ли вы поймете смысл одной русской пословицы, но там говорят: «В ногах правды нет».

– А есть в ней смысл?

– Я уже чувствую его, хотя объяснить затрудняюсь.

Даже здесь, в безлюдном парке, где никто не мог их подслушать, они избегали называть друг друга по именам.

– Я думаю, что сделал вам неплохой подарок, вызвав в Америку.

– Да, благодарю. Лететь за свой счет из Москвы в Вашингтон довольно накладно. Куда лучше, если это оплачено вами.

– Как и все остальное в вашей жизни. Да, я ценю и свое, и ваше время, поэтому и плачу за него немало.

– Конечно, наш разговор дорого стоит, если из-за него пришлось пересечь Атлантику.

– Дважды пересечь: туда и назад, – напомнил обладатель седеющей бородки и положил себе на колени блестящий металлический кейс-атгаше, легкий, прочный и очень плоский, исключительно для бумаг. И добавил, глядя в лицо собеседнику:

– Вы сильно изменились за те два года, которые вам пришлось поработать в Москве.

– Я не отказался бы поработать там еще.

– Посмотрим.

– К сожалению, обрадовать мне вас нечем, – уже чисто по-московски развел руки в стороны американец, прилетевший из Москвы. – Русские, скорее всего, выиграют часть контрактов на постройку атомных электростанций в странах третьего мира.

– Такие новости я могу узнать и из газет, – пожилой мужчина кивнул в сторону урны, – вчерашних, и они не стоят даже десятицентовика.

– Вы же понимаете, я со своим официальным положением скромного клерка в полумифическом торговом представительстве вряд ли мог чем-то повлиять на исход переговоров.

– Я смотрю, вы не только других сумели убедить в своих якобы скромных возможностях, но и сами поверили в это, а зря, я готов предложить вам дело, от которого содрогнется весь мир.

Молодой собеседник несколько подобострастно рассмеялся.

– Я догадываюсь, чтобы исправить положение, вы и вызвали меня из Москвы?

– Да, русские выигрывают контракты по строительству атомных электростанций в странах третьего мира. А это, как вы понимаете, миллиарды долларов, которые могли бы стать моими. Наше правительство дает практически безвозвратные кредиты Москве, и было бы справедливо, чтобы они возвращались в нашу страну заказами, а не оставались в России.

– Что поделаешь, на сегодня Москва реально может перехватить двадцать-тридцать процентов заказов на оборудование для станций.

– Они не должны иметь и этого, – на лбу говорившего прорезалась тонкая складка, седеющие брови сошлись к переносице, на губах появилась злая улыбка.

– Я не против того, чтобы Россия принимала участие в ядерных проектах, но только не возводя ядерные электростанции. Станции буду продавать я, а они со своими незаселенными просторами и непомерными амбициями должны превратиться в большой могильник для наших радиоактивных отходов. Каждый должен заниматься своим делом. Международное разделение труда, кажется, так это называется.