Слепой. Лунное затмение
Шрифт:
Дмитрий Степанович Петров ответил не сразу. Сначала он шел, молча, глядя под ноги. Потом поднял голову и долго рассматривал что-то в небе. Как будто искал слова или, скорее, сдерживал какие-то яркие эмоции, которые не хотел выпускать наружу перед доктором, тем более психиатром.
– Или соскучились? В апреле-то, чтобы по нашему цветущему саду прогуляться, снова приедете? – спросил врач.
– Нет, в апреле не приеду, дорогой Аркадий Львович. Уезжаю я. Далеко. Надолго. Даже не знаю, приеду ли осенью.
Главврач почувствовал как будто какое-то даже сожаление. Или, возможно, он забеспокоился,
– Но вы не беспокойтесь, я намерен взять у вас счет, куда можно будет переводить деньги на поддержание лечебницы. И прошу присматривать за ней получше. Она у меня одна. Хоть и…
Мужчина снова уставился на свои шагающие по мокрой дорожке остроносые лакированные ботинки.
– Может быть, я ее заберу через несколько лет. Надеюсь, что мне разрешат это сделать. А пока что вся надежда на вас, уважаемый Аркадий Львович, – он, продолжая идти вперед, панибратски возложил руку на плечо главврача, чуть не сломав его пополам.
Этот мужчина вроде бы был сыном Светланы Васильевны Шершневой, поступившей на излечение к Аркадию Львовичу более пятнадцати лет назад. Она поступила из другого психиатрического учреждения, для более тяжелых, чем у него, больных и провела там пять лет после страшного события в ее жизни – в шоке женщина зарубила на глазах у сына собственного мужа за то, что он изнасиловал и практически убил тогда же на глазах у сына их дочь и сестру мальчика.
В документах значилось, что у нее было два сына. Один, который родился на месяц раньше срока, прямо тогда же, на месте убийства дочери отцом и отца мстящей матерью, теперь жил в детдоме. Мать ни дня не могла о нем заботиться. Она сошла с ума от происшествия. Мальчика определили в дом для младенцев. Старший же сын, судя по документам, какое-то время тоже провел в детском доме, но в другом, потому что был довольно взрослым парнем, а потом, закончив школу, исчез. Впрочем, как узнал Аркадий Львович, младший сын тоже пропал неизвестно куда еще до завершения обучения в школе.
– Вы не общаетесь с братом? – осторожно спросил доктор.
– Хм. Нет. Мы потеряли контакт тогда, когда он убежал из детдома. Он всегда был тот еще задира и разгильдяй. Я боюсь думать, что могло с ним случиться, но найти его мне не удалось. Хм, если честно, я не очень-то искал. Периодически интересовался в детдоме, узнавал у бывших наших – никто о нем ничего не слышал. Он стал взрослым без меня. Он, собственно, не стал мне близким, когда был подростком, когда его перевели к нам, потому что у нас для той среды была довольно большая разница в возрасте, разные компании. Я за ним присматривал как мог, но он был агрессивным и колючим пацаном. Кажется, он даже вообразил, что это я во всем виноват. Я боялся его найти и снова наткнуться на могильный холод в его отношении. Когда я ушел из детдома, какое-то время еще следил за его судьбой, то есть узнавал, что и как, но в какой-то момент я его потерял. Он уехал из детдома вроде бы поступать в военное училище, но там так и не появился. Я пытался узнать о нем в разных училищах, но так ничего и не узнал. Потом я окончательно забросил поиски.
В тишине стало слышно, как плюхается на мокрую землю с голых веток талая вода. Птицы уже не пели. Солнце садилось, становилось холоднее.
– А у вас он, кстати, не появлялся? – спросил Петров у доктора.
– Нет, знаете, не появлялся, – ответил тот.
– Ну да. Было бы странно.
Для Аркадия Львовича было непонятно, что странного в том, чтобы сын пришел в гости к собственной матери, где бы она ни находилась. Для него странным было то, что сын не приходил. Впрочем, может, жил где-то очень далеко.
Для Аркадия Львовича также было странным то, что этот человек, выдающий себя за сына Шершневой, носит фамилию Петров. Светлана Васильевна и в девичестве-то была Волкова, а не Петрова. Но спросить напрямую Аркадий Львович не решался. Да и не хотелось ему встревать в личные дела этого господина, не хотелось брать на себя его тайны.
Дмитрий Степанович мог бы быть сыном Шершневой, он себя именно так и позиционировал, так пусть так и будет. Тем более что он объявил о своем отъезде, значит, одной задачей будет меньше. Нет человека – нет проблемы, любил как бы в шутку цитировать Сталина Аркадий Львович.
Мужчины уже подошли к главному корпусу. Господину Петрову нужен был третий.
– Прошу сначала ко мне в кабинет. Там мы уладим все необходимые формальности, обменяемся координатами, чтобы не потерять друг друга, а потом уж прошу вас в гости к нашей пациентке.
Доктор так и не смог свыкнуться с мыслью, что Шершнева – мать этого Петрова.
– Да, Аркадий Львович. Это правильно. У вас, наверно, рабочий день скоро закончится. Чтобы вас не задерживать, давайте сначала разберем наши дела.
– Вот и наш архангел явился, орудие праведной мести. Что наш бывший партнер, кстати? – полюбопытствовал Игорь, когда Лена удалилась встречать гостя.
– Так до сих пор и не нашелся, – цыкнув, ответил Влад и сел в соседнее кресло; уже пустую бутылочку из-под рома он кинул в мусорку, как мяч в баскетбольную корзину. – Бинго! Всю жизнь мечтал о большом спорте. Как думаешь, из меня бы получился приличный спортсмен?
– Человек либо приличный во всем, либо недоделок, за что бы ни брался. Сам решай.
– А я полагаю, что человек может быть хорош или плох в разном, но действительно хорош будет обязательно там, где его место. Надо найти свое место.
– Если ты до сих пор его не нашел, то уже и забей. Делай то, о чем тебя просят. Только так сможешь приносить пользу окружающим.
– Хорошо, что не сказал «человечеству».
– Ты знаешь мое отношение к человечеству.
– Еще бы! На том и стоим! Ты делаешь все, чтобы стереть это вредоносное явление с лица земли. Даже по одному, но выводишь эту заразу методично и педантично.
Игорь ухмыльнулся, довольный собой, и отпил небольшой глоток янтарного напитка.
– Да. Если бы нашел способ, уничтожал бы их массами, как Гитлер евреев. Как всемирный потоп. Как Везувий Помпею.
– Ты – чудовище, Игорь.
– От слова «чудо». Я чудесным образом спасаю природу от тяжелой болезни под названием «человечество».
– Я все время удивляюсь тебе. Ты же сам – человечество.
– Что ты тогда до сих пор делаешь со мной?
– Бабло. Ты знаешь. Ты же все знаешь.