Слет
Шрифт:
– Ох, какие люди здесь, - всплеснула она руками, увидев меня.
Я сказал "привет" и нанес ей поцелуй, что она снесла безропотно, но без особого восторга.
– Где вы стоите?
– спросил я.
– С "Братцами-кроликами", - ответила Инка.
Я подумал, что хорошо бы её как-нибудь перетащить к нам, но не знал, как это сделать. Просто уговаривать - вряд ли согласится, скажет, что у неё там друзья, палатка, и все такое, а чем бы её таким заманить, я не мог сообразить, и решил оставить это дело на потом - может быть, по ходу дела что-нибудь придумаю. А Инка уже собралась уходить.
– Ну, мы пойдем,
– Заходи в гости, - и она со своей подругой под ручку двинулась дальше.
– Обязательно, - крикнул я им вслед. Я был разочарован тем, что она уже ушла, но в тот момент не мог придумать ничего, что помогло бы её удержать. Витька же все ещё торчал в толпе у сцены и теперь трепался с каким-то человеком в рваном тельнике, в очках и с большой бородой.
– Опять он там застрял, - пожаловалась Аленка.
– Сколько можно!
Я вздохнул.
– Это у него образ жизни такой, и поделать с этим ничего нельзя.
Сколько я его знал, у него всегда была тьма приятелей и куча дел. Поэтому он производил впечатление ужасно делового и занятого человека и бегал взад-вперед в жуткой запарке. Но что было ещё поразительнее - при его фантастической энергичности и работоспособности к. п. д. его действий приближался к нулю.
Наконец, Витька вспомнил о нашем существовании и вернулся. Вид у него был какой-то взлохмаченный, глаза торчали в разные стороны, видно было, что его сейчас занимает тысяча разнообразных дел, и он не знает, за какое из них взяться перво-наперво. Он протянул мне эмблему, несколько секунд стоял, что-то соображая, потом сказал:
– Пошли.
Я опять нацепил шмотник. В лесу было уже изрядно темно. Пожалуй, Витька не обманывал, сказав, что здесь нужны сапоги до ушей. Тропинка представляла из себя глубокую колею, наполненную грязью, то и дело исчезая в глубоких лужах. Уже сейчас она была малопроходима, а во что превратится через несколько часов, когда по ней пройдут ещё сотни людей, я и представить не мог.
Витька привел нас к костру Поленова. Он был сложен неряшливо и наспех, даже приличного пентагона тут не было, а так, полугнилые бревна, положенные вокруг огня. На них сидели, не оставляя почти ни одного свободного места, люди. Я не увидел среди них никаких знакомых, как ни вглядывался в освещенные пламенем лица. Сам Поленов отсутствовал, что было в порядке вещей. Сколько я его знал, он все время бегал по слету и встречался со своими бесчисленными знакомыми. Витька как-то говорил мне, что Поленов входит в десятку наиболее активных кээспешников страны, и все его время уходило на разъезды по всевозможным фестивалям авторской песни и выездным слетам.
– Итак, мы здесь живем, - сказал Витька, объясняя это то ли нам с Аленкой, то ли сидящим у костра. Я не заметил, чтобы у них это известие вызвало волну энтузиазма. Несколько лиц повернулось в нашу сторону, но не более того. Терпеть не могу стоять у костров, где я почти никого не знаю, но что поделаешь. Всех моих знакомых в лесу как раз бы набралось на один костер.
Тут как раз приготовили какую-то хавку и раскладывали её по мискам. Но надо было по крайней мере снять уже изрядно надоевший шмотник. Палатка Витьки стояла в нескольких десятках метров от костра, даже не рядом, а на хорошем отдалении. К тому же между ней и нашим костром уже разводили ещё один костер, и она становилась уже совсем сама по себе. Место здесь было довольно ровное - слабый уклон, засыпанный
– Слушай, а может, я не буду ставить палатку, а ты пустишь меня к себе?
Вообще-то, поскольку он был с дамой, с моей стороны такая просьба была не вполне корректной, но он согласился.
– Конечно, - сказал он, чего я даже как-то не ожидал.
Тогда мне осталось только вытащить из шмотника спальник и засунуть его в витькину палатку. Витька залез в палатку и возился там, видимо, разгребая барахло. Внезапно он высунул голову наружу и тихо окликнул:
– Кружка есть? Быстро!
Я извлек из кармана шмотника кружку, протянул её Витьке и сам сунул голову в палатку:
– В чем дело?
– Какой-то идиот поставил сюда канистру с пивом. Наверное, это Поленов. Все выпивать не будем, но отлить себе по кружке мы имеем полное моральное право. Свети сюда.
Первую кружку пива он выпил сам, вторую дал мне, третью протянул Аленке. Да, споили мы её. Я считал, что порядочные девушки из хороших семей не пьют разливного пива. И вообще, ещё зимой она ничего не пила, а только пробовала из всех бутылок, убеждалась, что все это ей не нравится, и оставалась трезвой, чтобы следить за нами, когда мы напьемся.
Когда мы вылезли из палатки, Витька сказал:
– Я пойду с Зубром дрова пилить, а вы пока идите на костер. Я думаю, там должна быть какая-нибудь хавка.
Вся тусовка у костра куда-то разбрелась. Всю хавку, которая была, тоже уже съели. Меня самого ломало что-нибудь готовить, но к счастью, тут существовал ещё какой-то бородатый мужик изрядного возраста. По-видимому, он пришел незадолго до нас, потому что проблемы еды его тоже волновали. Он предложил сварить что-нибудь, мы согласились, но предоставили все делать ему, раз уж он изъявил желание этим заняться. Вода, как ни странно, нашлась тут же в кане. Мы подвесили кан над костром, и, когда вода вскипела, мужик высыпал туда пакет сухого супа, подумал, пошуровал в горе провизии, лежавшей в углу пентагона, достал ещё вермишели и спустил её в варево.
Когда все уже почти сварилось, я снял пробу, одобрил, и тут прямо из темноты к огню вышел сам хозяин костра, то есть Олег Поленов, переступил через бревно, неосторожно развернулся, и половина кана оказалась на земле.
– Трам-тарарам, что ты делаешь!
– воскликнул я и бросился спасать остатки хавки. К счастью, варево получилось густое, воды в нем было мало, и все не успело вытечь.
Поленов был совершенно не обескуражен произошедшей по его вине аварией. Он оглянулся и спокойно уселся на бревно.
Есть он отказался, сказав, что его только что кормили. Он уже опять собрался куда-то убегать, но тут к костру со стороны сцены подошли Витька и Павел Орехов по прозвищу Зубр - и действительно, в нем было что-то от зубра, впрочем, это прозвище могло появиться и от пристрастия к зубровке. Они вели, взявши за руки, человека по имени Мак Сим. То есть это, конечно, было его прозвище, даденное непонятно за какие заслуги - в нем ровно ничего не было от прогрессора. На самом-то деле его звали Женей. Я знал его в лицо, знал, как его зовут, но знаком с ним не был. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что он совершенно пьян и уже не в состоянии самостоятельно держаться на ногах. Еще не доходя до костра, он обратился ко всем присутствующим с речью: