Слеза ангела
Шрифт:
– Ты меня спасал? – Света перевела изумленный взгляд на «математика».
– Спасал, но уже об этом сожалею, – буркнул тот.
– А от кого?
– Тебе виднее. Я их рассмотреть не успел, они по мне сразу огонь открыли.
– Кто?!
– Те веселые ребята, которые хотели тебя похитить.
– Меня хотели похитить? – В голове завертелся калейдоскоп образов: черные провалы глазниц, острые клыки, красная луна и тошнотворный запах крови… Света сжала виски руками, зажмурилась.
– Вспомнила? – поинтересовался «математик».
Она молча кивнула.
– Ну, так, может,
– Я не знаю, – она открыла глаза. – Я просто шла-шла, а они как из-под земли появились.
– Они и исчезли, точно под землю провалились, – согласился «математик». – В общем, так, Белоснежка, собирай свои манатки и иди куда шла. А то, как я посмотрю, от тебя одни неприятности.
Света глянула в окно, поежилась.
– Там темно.
– Ясное дело – темно. Четыре часа ночи, как– никак. Но через полчасика начнет светать. Иди и скажи спасибо, что я тебя в сквере не бросил.
– Это они меня так? – Света потрогала ноющую челюсть. – Те люди?
– Нет, это я, – сообщил «математик» со злорадной усмешкой.
– Зачем?
– Затем, что после общения с веселыми ребятами ты стала как зомби, несла всякую ахинею про ангелов и на внешние раздражители не реагировала.
– Я?!
– Нет, моя бабушка! Слушай, Белоснежка, ты меня в казино выручила, я тебя в скверике от злодеев спас. Все, мы квиты! Иди уже, у нас еще дел полным-полно.
Она не хотела никуда идти. Эти двое, конечно, уроды и дегенераты, но по сравнению с теми страшными людьми все их недостатки кажутся вполне простительными.
– А можно я…
– Нет! – Сеня не дал ей договорить. – Вали отсюда. Виталик, ну что ты расселся?! Проводи даму до двери.
– Сама дойдет, – буркнул «математик», который, оказывается, никакой не «математик», а всего-навсего Виталик.
– Мне бы только до утра, – она заискивающе улыбнулась. К черту гордость, собственная шкура дороже!
– Ты глухая? – спросил «математик» Виталик и швырнул в нее курткой. – Переговоры закончены, Белоснежка!
– Я не Белоснежка!
– А мне без разницы! Дверь, надеюсь, найдешь!
…От бетонных ступенек лестницы тянуло холодом. Мокрая блузка противно липла к телу, а зубы выбивали барабанную дробь. Никуда она не пойдет на ночь глядя! И пусть скандалистка Ада затаскает ее по судам, она с места не сдвинется, пока не рассветет. Будет сидеть на лестнице в чужом подъезде, клацать зубами и ждать полноценного рассвета.
Где-то вверху хлопнула дверь, послышались шаги.
– Сидишь? – спросил «математик» Виталик.
– Сижу.
– А домой почему не идешь?
– Боюсь, – Света посмотрела на него снизу вверх и спросила без особой надежды: – Может, ты меня отвезешь?
– Куда?
– Домой?
– А такси вызвать не пробовала?
– У меня мобильного с собой нет.
– А у меня времени нет. Ладно, Белоснежка, я пошел. Через полчаса автобусы начнут ходить, недолго тебе осталось мучиться.
– Я не Белоснежка, – буркнула она и отвернулась.
– Да мне как-то все равно. Счастливо оставаться!..
Рене де Берни. Византия. Весна 1097 г.
Слава Господу нашему, мы достигли наконец Византии! Константинополь – город столь же прекрасный, сколь и чуждый моему взору. Роскошные белокаменные дворцы и убогие бедняцкие лачуги, диковинные растения и чудные животные. Но самое удивительное – люди. Мужчины в длинных одеждах, более подходящих женщинам, а женщины такие прекрасные, что, каюсь, на непозволительно долгое мгновение я позабыл о своей маленькой Клер. И все эти они – мужчины и женщины, аристократы и чернь – смотрят на нас со страхом и презрением. Для них мы, оказывается, не освободители от сельджукского ига, а варвары – непредсказуемые и опасные.
Но как же так?! Они же сами нас призвали! Я своими собственными ушами слышал, как епископ Ле Пюи упоминал о письме, которое византийский император Алексей прислал моему сюзерену Раймунду Тулузскому. В том письме говорилось о чудовищном положении империи, о том, что Византия терпит страшные бедствия от набегов печенегов и бесчинств сельджуков, что Константинополь, оплот христианства, под угрозой.
Где угроза?! Где бедствия и притеснения?! Город нежится в праздности и роскоши, а его жители смотрят на нас как на диких северных варваров.
А что они хотели? Мы не хитрые купцы со сладкими речами и набитыми золотом кошельками. И не благостные пилигримы в полуистлевших под жарким солнцем рубищах, со стертыми в кровь ногами. Мы воины Христовы! А воины не могут быть робкими и смиренными.
– Здешнее вино – дрянь! – Одноглазый Жан, не то сын, не то бастард графа де Моли, баюкает вывихнутую в недавней драке с заносчивыми греками руку и хмурится, но тут же светлеет лицом, замечая на противоположной стороне улицы хорошенькую девчонку. – Эй, красавица, не одаришь храброго рыцаря хотя бы улыбкой?
Девчонка испуганно вздрагивает и торопливо прячется от похотливого взгляда Жана в узком проулке.
– Не одарит, – в голосе Одноглазого нет сожаления. В огромном городе всегда сыщется добрая женская душа, согласная за пару монет, а то и просто так утешить доблестного рыцаря. – Слышал новость, Рене? – Жан залпом допивает остатки вина, а опустевший кубок швыряет в пыль у своих ног. Может, поэтому нас и называют варварами? – Кажется, мы скоро снова тронемся в путь. Греки пообещали переправить нас через Босфор.
– Скорее бы! – От новости на душе теплеет. Надоело просиживать штаны, пить дрянное вино и мечтать о подвигах. Нас ждут великие свершения, и лучше бы поторопиться.
– Рвешься в бой, сосунок? – Единственный глаз Жана смотрит снисходительно и, кажется, с жалостью.
Я не успеваю ответить, Жан хлопает меня по плечу с такой силой, что мне едва удается устоять на ногах.
– Будет тебе бой, Рене де Берни. Гляди, еще запросишься обратно домой, под мамкину юбку.