Слеза ангела
Шрифт:
Иван!
– Ванечка! – заорала она в трубку, давясь подступающими к горлу слезами. – Ванечка, это ты?!
– Корнеева, спокойно! Не надо так кричать, – голос, безусловно, Ивана, только усталый. Или это по телефону так кажется?
– Вань, я тебе весь день звонила, почему ты не отвечал?
– Не мог. Корнеева, нам надо встретиться.
Встретиться? Ритка тоже хотела с ней встретиться. Не прежняя бестолковая Ритка, а та, другая, с когтями… Света осмотрелась – за окном уже темно, кажется, она проспала полдня. А Сабурин до сих пор не вернулся.
– Корнеева, ау! – послышался из трубки нетерпеливый голос Ивана. –
– Слышу, – сказала она шепотом.
– Где ты сейчас? Куда мне подъехать?
– А где был ты, Ваня?
– Это долгий разговор. Собственно, я поэтому и хочу с тобой встретиться как можно быстрее.
– Я слышала, как ты кричал и стрелял… а потом ты исчез, и появились эти…
– Все понятно, – Иван тяжело вздохнул, – ты мне не веришь.
– Я очень хочу верить, но не могу. Прости, Иван.
– Хорошо, после недавних событий твои опасения вполне понятны. Ну, давай, спроси меня что-нибудь интимное, чтобы убедиться, что я никакой не зомби и с памятью у меня все в порядке.
Интимное? Да не было у них с Иваном ничего такого. Вся их предыдущая жизнь крутилась вокруг универа и студенческих проблем. Хотя…
– Вань, расскажи, как я сдала биохимию.
– На трояк, Корнеева.
– Все знают, что на трояк, а ты расскажи, как я этот трояк получила.
История была банальной и не очень красивой. Биохимию Света не понимала совершенно, не понимала и ненавидела. А препод по химии ненавидел тех, кто не понимает биохимию, таких бестолочей, как Света. Она бы, наверное, никогда не сдала тот экзамен, если бы не осторожные слухи о том, что с той же силой, с какой препод не любит неучей, он любит деньги. Двести долларов в аккуратном конверте решили проблему: Света сдала экзамен и получила возможность перейти на следующий курс. Посредником выступал Иван. Тогда ей пришлось поклясться, что никто из однокурсников не узнает о его моральном падении и пособничестве в мздоимстве. Она поклялась и никому ничего не рассказала, даже Ритке.
– Ну, Вань?..
В трубке повисла пауза, и чем дольше она длилась, тем сильнее колотилось Светино сердце.
– Двести баксов, Корнеева. Ты уговорила меня стать посредником в передаче взятки, – выдохнул Иван, а потом добавил с привычными своими ворчливыми интонациями: – Очень некрасиво с твоей стороны заставлять меня вспоминать те неприятные события.
– Ванечка! – От облегчения она едва не расплакалась.
– Удовлетворена? Так куда мне подъехать?
Света задумалась. Сюда, в квартиру Сабурина, Ивана приглашать не стоит. Лучше бы встретиться на нейтральной территории, желательно в многолюдном месте, таком, где ей никто не смог бы причинить вреда. Иван, конечно, парень надежный и на заковыристый «интимный» вопрос ответил, но береженого и бог бережет. Вдруг за ним следят или прослушивают его телефон…
Наручные часы показывали девять вечера. Где же Сабурин? Вот хорошо, если бы он ее подстраховал. Но теперь уж что…
– Вань, давай встретимся в кондитерской возле универа.
Выбор места встречи был не случайным. Недавно открывшаяся кондитерская быстро сделалась популярной. А главное в ней было хорошее освещение. Никаких уютных светильников и утопающих в тени закутков, все как на ладони. И работала она до одиннадцати вечера.
– За полчаса доедешь? – деловито поинтересовался Иван.
– За час, не раньше.
– Договорились,
Света сунула мобильник в карман джинсов и в задумчивости прошлась по комнате. Сабурина нет, и неизвестно, когда он объявится, а встреча уже назначена, и время пошло. Уходить просто так, без объяснений, нельзя. Сабурин, может, и не самый лучший мужчина на свете, но он предоставил ей убежище, и проинформировать его об изменившихся планах все-таки стоит. Плохо, что он не оставил номера своего мобильного, один-единственный звонок мог бы решить проблему. А так придется по старинке, дедовскими методами.
На поиски бумаги и ручки ушло десять минут, еще столько же – на сочинение записки и переговоры с диспетчером такси. Света покинула жилище Сабурина в половине десятого и мысленно порадовалась, что один из замков на его двери английский, не хотелось оставлять квартиру открытой…
Рене де Берни. У стен Иерусалима.
Лето 1099 г.
Вот он – Священный город, моя последняя надежда. Смотреть на ослепительно-белые стены больно – мне уже давно мучителен дневной свет, – но я заставляю себя смотреть. Если будет на то воля Господа, здесь я найду прощение… или вечный покой. Даже не знаю, чего мне хочется больше.
– Уже скоро, – Одноглазый Жан читает мои мысли. В отличие от меня он смотрит на стены неприступного города не с надеждой, а с веселой яростью.
За нашими спинами слышен стук топоров – идет подготовка осадных орудий. Нас, крестоносцев, осталось совсем мало, да и цель похода уже почти выветрилась из наших голов за годы скитаний. Единственное, что мы точно знаем, – Иерусалим должен быть очищен от неверных. Мы его очистим.
– Скорее бы, – я говорю это просто так, не для того чтобы поддержать беседу. Ни мне, ни Жану не нужны собеседники.
– А шарфик-то не мешало бы сменить, – в голосе Одноглазого не слышно ничего… подозрительного, простая забота о боевом товарище. Но я-то знаю, что это не так. Мне даже кажется, что Одноглазый за мной следит.
– Скоро все пройдет, – мне хочется верить, что мой голос звучит уверенно.
– Думаешь?
– Убежден.
– Ну, тебе виднее, – не говоря больше ни слова, Жан уходит, обволакивающий его шлейф запахов становится слабее, я нервно сглатываю слюну и отворачиваюсь от обжигающе белых стен Иерусалима.
До штурма остается всего одна ночь. Как пережить эту ночь, я не знаю. Мне нужны силы, а сил хватает лишь на то, чтобы донести до рта кубок с вином. Вино дрянное, оно не может утолить разъедающую мое тело жажду. Если только не заменить его на…
Боюсь думать, не хочу вспоминать. Мой отец мужественный человек, но и он не смог противиться проклятью. Гораздо чаще, чем вино, в его кубке оказывалась кровь. Нет, не человеческая – боже упаси! – бычья, но от этого в глазах отца не прибавлялось радости, лишь адский огонь в них становился чуть тише.