Слеза святой Женевьевы
Шрифт:
– Откуда такая уверенность? – Литвин потянулся к рубашке, надел ее и принялся застегивать пуговицы. – Мне, например, кажется, что все сложится хорошо.
Полина покачала головой и подала ему брюки.
– Ошибаешься, – сказала она. – Я не умею играть на чужой территории и не хочу причинять боль другим людям.
– Ты о Яне говоришь? – усмехнулся Литвин.
– Да, о твоей жене.
– Я принял решение расстаться с ней.
От неожиданности Полина на несколько секунд задержала дыхание и быстро отвернулась, потом и вовсе отошла к окну, чтобы Литвин не увидел страх,
– Что скажешь?
– Давай поужинаем, – она повернулась. – Я проголодалась.
Литвин широко улыбнулся.
– Полина, я не собираюсь давить на тебя, – сказал он. – Не хочу лишать тебя свободы или же заставлять делать выбор. Я здесь лишь для того, чтобы показать, что ты нужна мне.
– Все очень неожиданно.
– Разве? – Литвин подошел к ней и ласково провел пальцами по щеке. – Мне кажется, все уже давно шло к этому. С момента нашей первой встречи я желал тебя.
– Не лги, – рассмеялась Полина, но замолчала, посмотрев на его губы.
– Поймала, – Литвин приблизился к ней и прошептал: – Не с первой и даже не со второй. Я не знаю, когда понял, что люблю тебя. Возможно, совсем недавно, но это не меняет сути.
– Любишь?
– Люблю.
Полина прошла в центр комнаты, посмотрела на измятую постель и присела на краешек кровати.
– Как именно любишь? С бабочками в животе?
– Что за глупости! – воскликнул Литвин, присел рядом с ней и погладил оголившееся бедро. – Мы же не подростки, чтобы мучиться от страсти. Меня даже не влечет к тебе настолько, чтобы сметать все на пути, лишь бы быть рядом. Я просто хочу быть с тобой, потому что когда мы вместе, мне хорошо.
Полина прикусила губу.
– Но когда мы врозь, ты не скучаешь. Это не любовь.
– А что тогда?
– Не знаю, – Полина пожала плечами. – Просто влечение.
– Называй как хочешь, – голос Литвина стал жестким. – И не обижайся на мои слова. Я сказал правду. Я тебя люблю, пусть и без бабочек в животе. Смешное выражение, – усмехнулся он. – Детское. Спустимся в ресторан?
– Нет, – Полина поднялась и сбросила халатик на пол. – Ужин отменяется. Ты ведь бросил дела и примчался из Москвы в Питер не для того, чтобы посидеть со мной в ресторане «Астории».
– Ты права, – Литвин провел рукой по ее обнаженному бедру. – Занять друг друга беседой мы сможем в любое другое время.
Мастерская Кайруса была похожа на spa-салон. Шум города не проникал внутрь, создавалось впечатление, будто находишься где-то в горах, в спокойствии и тишине. В углу огромной комнаты в японском стиле стояла композиция из шероховатых на вид камней и темного песка. Рядом с ней по бамбуковым стеблям неслышно лилась вода в каменную чашу.
– Это цукубай, – пояснил Кайрус, проследив, куда смотрит Полина. – Ритуальная чаша для омовения рук и лица.
– Здесь все изменилось с момента моего последнего визита, – сказала Полина. – Мне нравится.
– И мне, – улыбнулся Кайрус, небрежно растянувшись на низком белом диванчике. – Люблю натуральные материалы. Посмотри, стены и потолок покрыты волокнами папируса, перегородки между зонами помещения обтянуты льном. Пол из «ипе лапачо».
– Ипе… что?
– Лапачо, – рассмеялся Кайрус. – Дерево редкой породы. Произрастает в тропических лесах Южной Америки. У него уникальная волнистая структура.
– Не вижу ничего особенного.
– Куда исчезла твоя чувственность, которая так мне нравилась? – Кайрус театрально закатил глаза и вздохнул. – Ты перестала понимать прекрасное.
– Зато я умею ценить время, причем не только свое, но и тех, с кем общаюсь.
Полина посмотрела на часы и подумала о Литвине, который остался в ее номере. Она обещала, что не станет задерживаться, быстро переговорит со словоохотливым Андреасом и так же быстро вернется. Утром они обсуждали планы на ближайший день и остановились на пешей прогулке по центру города, тем более погода позволяла: с самого утра светило солнце, да и воздух был теплым и мягким. Полина мысленно подгоняла Кайруса, который углубился в описание столика для чайных церемоний, стоящего перед низким диванчиком, где они устроились.
– …из цельного массива сандалового дерева. Специально привезен из Китая, – хвастался он.
– Во сколько тебе обошлись эти преобразования?
– Некорректный вопрос, – ответил Кайрус, но тут же назвал сумму.
Полина не удержалась и присвистнула.
– Расточительно.
– Для души ничего не жалко.
– А куда ты спрятал сейфы с драгоценностями?
– В банке. Не думаешь ли ты, что я настолько глуп, чтобы держать камни в этом месте. Когда я над чем-то работаю, то все, что необходимо, привожу сюда, а после снова отправляю на хранение, где грабителям до моих брюликов, изумрудов и сапфиров никак не добраться. В мастерской я оставляю лишь полудрагоценные камни.
– Я думала, что ты не работаешь с «холопами», – усмехнулась Полина. – Только с благородными особами.
– Цитрины, рубины и топазы ты называешь низшим классом? – ахнул Кайрус, схватившись за сердце. – Опрометчиво! Красота их велика…
– Достаточно! Не мучай меня словесным поносом.
– Матуа! Беспардонная особа, – Кайрус, как кошка, бесшумно и грациозно спрыгнул с дивана и подошел к столу у окна, взял папку и вернулся к Полине. – Внутри фото колье.
Полина быстро вытащила несколько снимков, и от восхищения ее глаза расширились.
– Матерь божья, – прошептала она, разглядывая длинную сапфировую цепь с огромной подвеской.
– У всех, кто смотрит на «Слезу», такая же реакция, – заметил Кайрус, присев рядом с Полиной. – Представь, что творится в душе, когда держишь колье в руках. Холодное, блестящее, восхитительное. Хотя это вряд ли возможно представить.
– Рассказывай, – потребовала Полина, подумав про себя, что не зря Юлик Воскресов желает получить подобное сокровище. – Кто сейчас им владеет?
– Баронесса фон Рихтгофен. Уже больше столетия парюра принадлежит этим немецким аристократам. Вернее, то, что от нее осталось.