Слезы богов
Шрифт:
Раз в несколько минут в дверях появлялся одноногий и произносил одну и ту же фразу: «Ну, кто еще желает поскорее отправиться на тот свет?» Он специально при желающих записаться в Красную армию называл фронт «тем светом», при этом наблюдая за реакцией молодежи. Делал он это от отчаяния. Ведь он, калека, должен был протирать штаны в военкомате, а эти юнцы отправлялись на фронт, куда рвалась и его душа. Еще одним резоном стращать юношей был расчет на то, что кто-то, идущий на фронт за романтикой, задумается: а надо ли ему так спешить на тот свет? Досада Тихона многократно возросла, когда через полчаса его одноклассник Вася, обойдя несколько кабинетов, заявил, что его приняли и что завтра ему предписано явиться на сборный пункт с вещами. Тихон в расстроенных чувствах побрел домой.
Семья Маркиных, состоявшая теперь лишь из матери и сына, жила в комнате большой коммунальной квартиры неподалеку от порта. Отец, как и многие другие мужчины в Мурманске, был рыбаком. Тихону было десять лет, когда он погиб в море, после чего мама вышла замуж за другого мужчину. Отчим Тихона тоже был рыбаком и принял его с сестрой, как родных детей. С началом войны отчима забрали на фронт. Известно было только, что он воюет где-то под Ленинградом, но вот уже полгода от него не было никаких вестей. Младшую сестру Тихона, как и большинство мурманских детей, вывезли в эвакуацию, и теперь они с мамой остались вдвоем. Юноша прилежно учился в школе, налегая на точные науки, и занимался в секции беговых лыж. Он был физически крепким и много времени проводил на свежем воздухе. Семья Маркиных была религиозной, насколько это было возможно в советском Мурманске. Религиозные обряды совершать было нельзя, но Тихону и его младшей сестре мама Евдокия Семеновна привила самое главное – искреннюю веру в Бога.
Мама работала в хозяйственном отделе гидрометслужбы Северного флота и получала пайку хлеба как вольнонаемный сотрудник. Тихону после окончания школы полагалась лишь пайка иждивенца. Еды в семье не хватало. Видя, как маме тяжело, сын помогал ей, осенью собирал грибы, а летом пытался ловить рыбу. Спасало то, что моряки в порту помнили отца Тихона и знали его отчима, так что иногда семье перепадала рыба и от них. Мама не раз подмечала, что Тихон характером был очень похож на своего отца в юные годы. То же упрямство и тот же юношеский максимализм, не желавший мириться с полумерами. Она знала о настроениях сына и очень переживала, что он, такой юный, может попасть на фронт.
Вернувшись домой, весь остаток дня Тихон негодовал. Он не мог поделиться переживаниями с мамой, от которой скрывал свои замыслы уйти на фронт, поэтому нервно расхаживал по комнате.
– Да кто он такой? Как он смеет? – рассуждал юноша вслух. – Когда, наконец, все уже поймут, что я взрослый?
Тихон расхаживал по комнате, пока не остановился перед зеркалом. Массивное зеркало в красивой раме разбилось еще при первых бомбардировках, и теперь юноша пользовался одним из его наибольших осколков. В отражении перед ним предстал рослый симпатичный парень с широкими плечами, крепкими руками и детским лицом. В 16 лет он был крупнее многих взрослых мужчин. Но вот слегка оттопыренные уши и большие добрые глаза, доставшиеся ему по наследству от отца, не оставляли ему шансов сойти за взрослого, предательски выдавая большого ребенка. Еще меньше желанному образу взрослого способствовали коротко стриженные волосы.
Вечером он пришел к соседу на мужской разговор. Судя по нахмуренным бровям, он собирался высказать своему обидчику все. Сосредоточенный взгляд говорил о том, что это «все» тщательно обдумывалось целый день и было не раз отрепетировано, вплоть до конкретных фраз и формулировок.
– Ну, входи, входи, я тебя ждал. – Эдуард Павлович посторонился, давая Тихону пройти, и жестом показал в сторону кухни, приглашая туда. На кухне сосед достал из шкафа графин с водкой, налил себе и гостю по рюмке. Брови юноши, до этого момента имевшие характерный изгиб негодования, теперь показывали скорее его удивление. До сих пор Тихону ни разу не приходилось пить водку. Он был так удивлен действиями соседа, что все заготовленные мысли как-то вылетели из головы.
– Эдуард Павлович, я не буду водку, – растерянно возразил гость. – Я ни разу ее не пробовал, и вообще, выпивать нехорошо. Мама очень расстроится, если я выпью, а мне не хотелось бы ее расстраивать.
– Вот, значит, как! – хозяин грубо оборвал лепетание гостя. – Если выпьешь, мама расстроится? А если в 16 лет запишешься добровольцем и раскидаешь свои кишки с мозгами по берегам реки Западной Лицы, то мама обрадуется?
Тихона как по голове ударили. А ведь верно! Крыть такое нечем. Сосед добавил:
– Ты уж определись, сынок, маленький ты или взрослый.
После этих слов вчерашняя обида на соседа и желание доказать, что он уже не маленький ребенок, вновь вихрем поднялись в душе Тихона. Он схватил со стола стакан и разом опрокинул его содержимое в себя. С непривычки он сморщился, но изо всех сил постарался скрыть от собеседника, что вкус водки показался ему омерзительным. Теперь-то уж у Эдуарда Павловича не должно остаться никаких сомнений по поводу его взрослости! Впрочем, как оказалось, умудренного опытом офицера эта бравада ни в чем не убедила. Он отлично понимал, что, как бы Тихон ни старался казаться взрослее, он все еще оставался ребенком со свойственным его возрасту набором романтических представлений, заблуждений и комплексов.
– Понимаете, Эдуард Павлович, я пользу хочу приносить, а вы меня за ухо при всех, – отдышавшись после водки, Тихон решил все-таки высказать соседу, что он думал.
– Приноси пользу, приноси! Только зачем же сразу умирать? Пользы больше принесешь, коли будешь жив. Я обещал мужской разговор, поэтому буду с тобой как с мужчиной – начистоту. – Эдуард Павлович тяжело опустился на табурет. – Пока я работаю в военкомате, тебе не приписать себе возраст. Я этого не допущу. Однако мы можем заключить с тобой джентльменское соглашение.
Одноногий сосед со свойственным ему прищуром посмотрел на Тихона, чей цвет лица от выпитой водки стал меняться от розового к красному. Он пытался разглядеть, сработала ли его уловка, интересно ли парню джентльменское соглашение. И опыт сотрудника военкомата не подвел – парню польстило, что его считают достаточно взрослым для заключения соглашений, да еще и джентльменских: слово-то какое, как из приключенческих романов. Тихон даже подался вперед, чтобы не пропустить ни одного слова.
Выдержав театральную паузу, Эдуард Павлович продолжил:
– При управлении гидрометеорологической службы Северного флота в Мурманске открывают курсы наблюдателей. Там нужны толковые ребята. У тебя ведь в школе хорошо было и с математикой, и с физикой? Если поступишь на эти полугодовые курсы и успешно их закончишь, я клянусь, что лично призову тебя в Красную армию, сколько бы тебе лет ни было.
– Но зачем вам это? Какая разница, сейчас мне ехать воевать или через полгода? Все равно ведь запишусь добровольцем и поеду на фронт.
– Я уважаю твое желание бить врага и даже завидую тебе немного. Я хочу, чтобы ты получил профессию и через полгода принял взрослое взвешенное решение. Я тебе обещаю, что соглашусь с твоим выбором, каким бы он ни был. Я даже запишу тебя в ту команду, которую ты выберешь.