Слезы дракона
Шрифт:
– Уберите его от меня!
– в ужасе, явно превосходившем реально грозящую ей опасность, кричала женщина.
– Уберите его прочь!
В серовато-лиловых тенях, отбрасываемых мягким верхним светом, веки несчастной казались просто закрытыми. Но когда свет упал на ее худое и изнуренное лицо, ужас действительного состояния ее глаз стал более очевиден. Веки были наглухо сшиты, как у трупа. Хирургический кетгут, несомненно, давно уже растворился, но веки так и остались навеки сращенными. И, поскольку ничто не подпирало кожу изнутри, они провалились внутрь, обозначив двумя неглубокими впадинами места, где должны были быть глаза.
Что-то говорило Джанет, что женщина не была слепой
Когда Ангелина и санитар с разных сторон подбежали к кровати, повторяя имя Дженниифер и успокаивая ее, говоря, что все будет в порядке, Вуфер спрыгнул с кровати на пол и еще раз сумел всех обхитрить. Вместо того чтобы побежать к двери, ведущей в коридор, он протиснулся в полуотворенную дверь смежной с другой палатой ванной комнаты и уже оттуда выскочил в коридор.
Крепко сжимая руку Дэнни в своей, Джанет на этот раз сама возглавила погоню за собакой, но не потому, что чувствовала себя ответственной за все, что случилось, и боялась навсегда потерять возможность бесплатно питаться в "Пэсифик Вью", а потому что хотела как можно быстрее покинуть полузатемненную, душную палату с ее бледной как смерть, безглазой обитательницей. На сей раз погоня через главный вестибюль привела их в комнату отдыха.
Джанет в душе проклинала себя за то, что приютила у себя дворняжку. Ужасным было даже не унизительное положение, в которое пес поставил их своей выходкой, а внимание, которое он к ним привлек. Больше всего на свете боялась она обратить на себя хоть капельку внимания. Быть тише воды и ниже травы, жаться по углам и не высовываться на свет - только так можно было избежать большую часть оскорблений и унижений. Менее же всего хотелось ей быть заметной именно в данное время, когдa не прошло еще и года, как ее мертвый муж оказался погребенным в песках Аризоны.
Вуфер был неуловим, хотя все время бежал, низко опустив морду к полу, тщательно обнюхивая его, прежде чем решался двигаться дальше.
Дежурной сестрой в комнате отдыха была молодая женщина с явно выраженной латиноамериканской внешностью, с забранными назад в конский хвост волосами, перетянутыми красной лентой. Привстав со своего места у конторки, чтобы выяснить причину шума, она, молниеносно оценив обстановну, бросилась к входной двери. И, когда Вуфер влетел в номнату, она тотчас распахнула входную дверь и позволила ему беспрепятственно выскочить во двор.
Выбежав вслед за ним, запыхавшись, Джанет остановилась на нижней ступеньне лестничного марша, поднимавшегося к главному входу. Лечебница располагалась к востоку от береroвого шоссе, на плавно сбегавшей вниз улочке, обсаженной с обеих сторон индийскими лаврами и деревьями, чем-то напоминавшими полевой хвощ. Ртутные уличные фонари освещали улицу голубоватым светом. Когда легкий ветерок играл ветвями деревьев, падавшие на тротуар тени от листьев дрожали мелкой нервной дрожью.
Вуфер, вдоль и поперек испещренный пятнами света и тени, удалялся вниз по улочне, принюхиваясь к асфальту, кустам, стволам деревьев, бордюрным камням, держа нос по ветру, стремясь не упустить еле уловимый след. Прошедший дождь посрывал с деревьев сотни красных цветков с острыми, как шипы, лепестками, и они сплошным ковром устилали тротуар, словно мириады огромных морских анемон, выброшенных на берег апокалиптическим
– Вуфер!
– позвал его Дэнни.
Пес обернулся и посмотрел в их сторону.
– Назад, Вуфер!
– снова прокричал Дэнни.
Вуфер заколебался. Затем, упрямо мотнув головой, куснул воздух и noбежал по следу преследуемого им призрака.
Едва сдерживая слезы, Дэнни прошептал:
– А я думал, он меня любит.
Слова сына заставили Джанет пожалеть о проклятиях, которые она мысленно посылала на голову собаки во время погони. Она тоже громко окликнула ее.
– Он вернется, - постаралась она ободрить Дэнни.
– Нет.
– Не сейчас, так позже, может быть, завтра или послезавтра, вот увидишь, он обязательно вернется домой.
Голос мальчика дрожал от невосполнимой утраты:
– А как же он найдет нас, если у нас нет дома?
– А наша машина?
– попыталась она успокоить его.
Более остро, чем когда-либо, Джанет ощутила, каким ужасно неполноценным домом был их старенький, ржавый "додж".
Эта ее неспособность обеспечить своему сыну приличное для жилья место тяжкой болью отдалась в сердце. Страх, злоба разочарование и отчаяние так крепко сдавили его, что она едва не потеряла сознание.
– У собак очень хороший нюх, - сназала она.
– Он разыщет нас. Он обязательно нас разыщет.
Черные тени деревьев шевелились на тротуаре и были подобны мертвым листьям, гонимым осенними ветрами. Собака добежала до конца квартала и, свернув за угол, исчезла из виду.
– Он сумеет нас разыскать, - прошептала она, сама мало веря тому, что говорила.
Навозные жуки, набрякшая от влаги кора деревьев. Известковый запах мокрого асфальта. Где-то неподалеку жарят цыпленка. Запахи герани, жасмина, мертвых листьев. Заплесневелый запах земельных червей, копошащихся в рыхлой, насквозь пропитанной влагой земле цветочных клумб. Интересно.
Большинство запахов были последождевыми. Так как дождь, очищая землю, придает ей свой особый, специфический, apoмат. Но даже самый сильный ливень не в состоянии смыть все старые запахи, слой за слоем, день за днем, неделя за неделей оставляемые птицами и насекомыми, собаками и растениями, ящерицами и людьми, червями и кошками…
Неожиданный острый запах кошни заставляет его застыть на месте. Ах, клыки сводит от этого смрада, вдыхаемого широко раскрытыми ноздрями. Он весь напрягается.
Странные существа эти кошки. В общем, он не питает к ним особой ненависти, но за ними так здорово гоняться, что удержаться от этого соблазна выше всяких собачьих сил. Нет ничего притягательнее на свете, чем улепетывающая от тебя во все лопатки кошка, кроме, пожалуй, мальчика с мячом и чего-нибудь вкусненького на обед после прогулки.
Он уже почти готов припустить за кошкой, но память о страшных ударах когтистых лап по морде, и особенно по носу, останавливает его. Вспоминаются и другие, тоже малоприятные вещи о кошках: как быстры они могут быть, как остры их клыки, как они могут с ходу взлететь вверх по стене или дереву, где их уже никак не достать, и приходится сидеть и лаять на них снизу, а окровавленный нос так и зудит от ударов когтей, и чувствуешь себя совершенно одураченным, а кошка, изогнувшись, картинно облизывает свой мех и смотрит на тебя сверху вниз, а затем как не в чем не бывало укладывается спать, и тебе ничего другого не остается, как только отправиться куда-нибудь в другое место, куснуть от злости какую-нибудь старую палку или поймать ящерицу и изодрать ее в клочки, чтобы хоть как-то утолить свою ярость.