Слезы печали
Шрифт:
У меня осталось неприятное чувство от этого разговора. Я заметила, что Харриет стала реже уединяться с Чарльзом, объяснив это тем, что надо больше сосредоточиться на ее сценах с Ромео.
Как-то раз, зайдя после ленча в комнату, я нашла ее обеспокоенной. Когда я спросила, что случилось, она, улыбнувшись, сказала:
— Леди Эверсли хочет серьезно поговорить со мной. Я должна прийти к ней в три часа.
— Зачем? — встревоженно спросила я.
— Вот это-то я как раз и хотела бы знать.
— Наверное, это как-то связано со спектаклем. Харриет покачала головой.
— Я не уверена. Она была довольно серьезной и, что обеспокоило меня
— Даже если и так, она не отошлет меня. Без меня спектакль провалится.
— Ну и самонадеянность! — сказала я.
— Это правда! — парировала Харриет. — Нет, дело не в этом. Просто не знаю, что и думать.
Я редко видела ее такой озабоченной и потому с нетерпением ждала в нашей комнате ее возвращения после разговора с леди Эверсли. На этот раз Харриет была по-настоящему разгневана. Ее щеки пылали, глаза метали молнии — словом, она выглядела великолепно.
— Ну что, Харриет, в чем дело?
Она бросилась в кресло и уставилась на меня.
— Джульетту играешь ты, — наконец произнесла она.
— О чем ты говоришь?
— Это королевский приказ.
— Неужели леди Эверсли вызывала тебя именно за этим?
Харриет кивнула.
— Она, конечно, не приказывала, а просто поставила меня в известность, что ей кажется, будто я отнимаю у ее бесценного Эдвина время, которое он должен проводить с тобой.
— Я не верю.
— Но это правда. Она говорила со мной очень дружелюбно, горячо благодарила меня за мои старания сделать ее прием удачным. Она сказала, что высоко это ценит. Но тут же совершенно недвусмысленно заявила: играть Джульетту будешь ты, чтобы облегчить тебе игру в любовь с Эдвином — Ромео. Так должно быть. Это ультиматум. Да, под личиной взбалмошной и рассеянной Матильды Эверсли скрывается железная женщина. Она знает, чего хочет, и умеет этого добиваться. Я сказала ей: «Но ведь это очень сложная роль. Для нее нужна настоящая актриса, а Арабелла таковой не является. У нее нет опыта, нет достаточных актерских способностей». Она рассмеялась и ответила: «Ах, дорогая моя госпожа Мэйн, вы не понимаете, это всего лишь игра. Ее цель доставить удовольствие нашим гостям. А небольшие накладки в таких случаях только добавляют веселья, не так ли? К тому же Карлотта сообщила мне, что Арабелла выглядит совершенно прелестно в той шляпке, которую нашла на чердаке». Вот тогда я и подумала, что все подстроила эта кошка Карлотта.
— Не говори так громко, — попросила я. — И Карлотта вовсе не похожа на кошку.
— Похожа. Хитрая, скрытная, готовая пустить в ход когти.
— Ну, должно быть, ты и впрямь рассердила ее, флиртуя с Чарльзом Конди.
— Какая чепуха! Что я могу сделать, если я привлекательнее, чем она? К тому же это можно сказать не только обо мне. То же самое относится к девяносто девяти из ста женщин.
— Ладно, продолжай, — предложила я. — Что еще сказала леди Эверсли? Надеюсь, ты сумела скрыть свою ярость?
— И глазом не моргнула. Впрочем, если бы даже я себя как-то выдала, она отнесла бы это на счет моей любви к искусству.
— Скорее твоей любви к себе самой. Рассказывай дальше.
— Потом она немножко застеснялась. «Наши семьи, — говорит, — надеются на то, что удастся заключить брак между Арабеллой и Эдвином. Мой муж уже давно восхищается генералом Толуорти, одним из лучших воинов королевской армии. Король очень благодарен ему». Я кивнула и сказала с сарказмом, которого она не уловила: «Когда мы вернемся в Англию, король захочет доказать свою благодарность таким людям, как генерал». — «Ему это уже обещано, — ответила она, — так что, я думаю, как только мы вернемся…» Я закончила за нее: «…Его дочь окажется завидной партией для вашего сына». — «Именно так и считает лорд Эверсли, — ответила она, — и родители Арабеллы тоже. В наше время вообще трудно что-либо устроить, тем более удачный брак. Вот поэтому я хотела, чтобы наш вопрос был улажен».
Я беспокойно ерзала в кресле, смущенная и несколько рассерженная тем, что мои дела обсуждаются в такой манере.
— Ну, и о спектакле, — продолжила Харриет. — Пьеса очень романтична. Ромео и Джульетта — вечный символ любви. Леди Эверсли решила, что будет просто очаровательно, если парочка, от которой все ожидают заключения брака, сыграет эти роли.
— И что ты ответила?
— А что я могла ответить? Кое-что я прочитала в ее глазах. Думаю, Карлотта уже понашептала ей. Если бы я не согласилась с леди Эверсли, она сочла бы мое пребывание здесь невозможным. Какая неблагодарная женщина! Она уже забыла о том, что это я не позволила превратить ее прием в смертную скуку. Но так или иначе важно то, что она хочет, чтобы любовные сцены с Эдвином разыгрывала не я, а ты. Ну что ж, немножко попрактикуешься.
— Мне кажется, в этом есть что-то нечестное. Так что же мы будем делать?
— Тебе придется сыграть Джульетту, и то, как ты это сделаешь, скорее сдержит любовный пыл, чем подстегнет.
— Знаешь, бывают моменты, когда ты просто невыносима, — сказала я. — Мне кажется, ты считаешь свои интересы единственно важными.
Я начала думать об Эдвине, о его нежном взгляде, легкой улыбке, высокой стройной фигуре и слегка сонных карих глазах. Я была влюблена в Эдвина. Наши родители хотели, чтобы мы поженились. Так почему я должна негодовать по поводу того, что у Харриет отняли ее роль? Меня это только радовало.
Я хотела бы сыграть Джульетту. Мы с Эдвином будем проводить вместе целые часы, репетируя наши роли. Я все время буду с ним. Мне немного надоела уже леди Капулетти.
Нужно признаться, Харриет меня поразила. Я понимала, что ей был нанесен чувствительный удар. Будучи профессиональной актрисой, она хотела играть заглавную роль и, безусловно, имела на это право. Но после откровенного взрыва чувств, который она не сумела скрыть от меня, ей удалось полностью овладеть собой.
Она собрала труппу и объявила, что некоторые роли будут перераспределены. Сама она очень загружена режиссерской работой, так что ей придется отказаться от роли Джульетты, с которой, по ее мнению, вполне справлюсь я. Харриет же сыграет роль кормилицы, тоже очень важную. Естественно, что это потребует кое-каких изменений в ходе репетиций.
Я взглянула на Эдвина, чтобы проверить, не будет ли он возражать.
Он улыбнулся мне своей чудесной ласковой улыбкой и, взяв мою руку, поцеловал ее так, как научила его Харриет во время репетиций.
— Вы увидите, что я слабый актер, — предупредил, он.
— Так же, как и я.
— Не могу в это поверить.
Он нежно пожал мою руку. Я была счастлива. Потом мне вспомнилось, как он говорил о том, что следует подчиняться прихотям судьбы. Но я была уверена, что он с радостью сыграет роль моего любимого.