Слезы пустыни
Шрифт:
Конечно, физическая близость поначалу давалась мне нелегко. После того кошмара, что я претерпела от Крючка, Крикуна и Шофера, я не знала, смогу ли когда-нибудь доверять мужчине. Но с Шарифом мне невероятно повезло. Настоящее благословение свыше! Ему каким-то образом удалось совмещать силу и повадки воина загава с мягкостью и деликатностью. И поскольку он сам страдал и видел много горя, он сумел проявить ко мне терпение и понимание.
Со временем я стала чувствовать себя хорошо с ним и спокойнее воспринимать близость.
В начале января мой живот сделался уже довольно заметен. Мы с Шарифом были так счастливы. В нашей
В конце января в загавское сообщество в Саутгемптоне явились две представительницы организации «Иджис Траст»: они собирали доказательства военных преступлений в Дарфуре. Особенно они были заинтересованы в общении с женщинами. Один друг-загава привел их к нам. Готова ли я рассказать свою историю, спросил он. Анонимно. Шестеро загавских мужчин уже говорили с ними, но не женщины загава, которых в эмигрантском сообществе вообще было очень мало.
Но была ли я готова стать той, что нарушит молчание?
27
Нарушая молчание
Сначала я колебалась — ведь мы с Шарифом договорились, что кошмар, случившийся со мной, останется нашей и только нашей тайной. Я позвонила Шарифу, чтобы посоветоваться. Он сказал, что если это произойдет неофициально и если я не против, то нужно действовать. Я спросила женщин, для чего они намерены использовать информацию, и они ответили, что передадут ее правительствам могущественных держав, чтобы изобличить чудовищное насилие в Дарфуре. И свидетельство женщины чрезвычайно важно.
На минуту я задумалась о своем отце. Я знала, чего он ждал бы от меня в подобной ситуации. Чтобы я была храброй, как моя тезка Долли Ратиби, и выступила с заявлением. Я рассказала женщинам свою историю, опустив только самое страшное, самое личное. Они не допытывались. Я рассказала им о нападениях на деревни, о том, что я видела и как спаслась. Как только я начала говорить, мне стало легче. Приятно было сознавать, что мои слова могут возыметь эффект. Возможно, это придавало некий смысл всему, что я выстрадала.
После разговора с этими женщинами жизнь быстро вернулась в свою колею. Конечно, у меня была масса дел, например подготовка к появлению ребенка. Я была убеждена, что у нас родится девочка, ходила по магазинам и покупала девчоночьи одежки, розовенькие и в цветочек. Но с увеличением срока беременности я начала все чаще чувствовать ужасную слабость и усталость.
Меня положили в больницу и после различных анализов поставили диагноз: хроническая анемия. Обнаружилось кровотечение в матке, и это было очень серьезно. Будучи беременной, я постоянно теряла кровь. Меня направили в Лондон к специалисту, но даже там не смогли разобраться, что именно не так. Мне приходилось то и дело возвращаться к этому специалисту, однако в глубине души я по-прежнему чувствовала, что все будет в порядке. И тут грянул гром.
Это произошло в начале мая, я была на седьмом месяце беременности, все еще слаба. Кровотечения не прекращались, но ребенка, по крайней мере, я не потеряла. Мне позвонила мой адвокат. Она даже не знала, как сообщить мне дурную новость: мое ходатайство о предоставлении убежища отклонено. Она не могла объяснить толком почему, но мне нужно было ехать в Лондон, чтобы немедленно подготовить обжалование. У нас было на это пять дней. Если мы не успеем подать апелляцию, сказала она, меня депортируют. Меня отправят обратно в Судан.
Не могу описать, что я чувствовала в этот момент. А физически мне было так плохо, что поездки автобусом в Лондон я бы не осилила. Беременность сделала меня сверхвосприимчивой к запахам, и одна только мысль о нескольких часах в битком набитом душном автобусе была невыносима. Поэтому Шариф раскошелился на железнодорожный билет, хотя мы с трудом могли себе такое позволить, и я отправилась в Лондон.
Сидя в поезде, я созерцала прелестную сельскую местность Англии. Весенние цветы пробивались сквозь траву, на деревьях наливались почки, но в сердце моем была зима. Прошел почти год с тех пор, как я подала заявление о предоставлении убежища. Для чего был нужен этот год? Для этого? Для того, чтобы мне сказали, что моя история не соответствует действительности, и отправили меня назад в Судан? Моя деревня разрушена, отец убит, а семья разбросана бог знает где. Моих соотечественников травили, как диких зверей, и я сама бежала от тех, кто охотился на меня.
И тем не менее меня должны отправить обратно в Судан?
Интересно, что такого записал обо мне этот человек с колючими волосами в тот день, когда я прибыла в Лондон? Как он должен был преподнести факты, чтобы они послужили основанием для подобного решения?
По прибытии к адвокату мне зачитали отказ. Насколько я могла понять, главный аргумент был таков: возвращение в Хартум опасности для меня не представляет. В Хартуме нет военных действий, так о какой опасности может идти речь?
Как они могли говорить такие вещи? Они вообще читали мое дело? Безумие! Злобное безумие!
Мне назначили нового адвоката, который специализировался на запросах политического убежища. С этим дружелюбным молодым англичанином по имени Альберт Харвуд мы встретились в заваленном бумагами, тесном офисе. Нам пришлось подготовить совершенно новое свидетельское заявление для моей апелляции. Я была вынуждена повторить свою историю, на этот раз добавив новые факты: то, как я разыскала мужа, мою беременность, разговор с «Иджис Траст». Альберт все записал, и по мере того, как продвигалась наша работа, мое доверие к нему росло. Похоже, дело и вправду не оставило его равнодушным. Он сказал мне, что беспокоиться не нужно. Как только мы подадим апелляцию, я окажусь в безопасности — тогда моя депортация в Судан будет незаконной.
Закончив разговор с Альбертом, я пошла к своему врачу. Он осмотрел меня и велел немедленно возвращаться в больницу. Я была так слаба, что сомневалась, что меня выпустят до родов. Ввиду экстренной ситуации врач намеревался устроить меня в Лондоне.
Конечно же, мне сказали, что я должна остаться в больнице. Срок был уже около тридцати семи недель, и вскоре предстояла искусственная стимуляция родов. Я провела там несколько дней, томясь от скуки, тоски и одиночества. Я хотела родить в Саутгемптоне, чтобы Шариф и мои друзья были рядом, и сказала своему консультанту, что хочу домой. Она умоляла меня остаться. Еще одна неделя здорового питания, восстановления сил, и мы проведем стимуляцию, обещала она. Я согласилась.